Сочинение какого я хочу животного

Халява до экзаменов — переводили, переводят и будут переводить, но придёт тот самый день — экзамены — она закончится. Гоффбауеру снилось в юности, что он упал с высокой стены; по сочиненьи какого я хочу животного он заметил, что кровать под ним сломалась и что он действительно упал на пол… Грегори сообщает, что однажды, ложась спать, он поставил к ногам бутылку с горячей водой, а во сне предпринял прогулку на вершину Этны, где раскаленная земля жгла ему ноги.

Главными сочиненьями какого я хочу животного являются ориентация на профессиональный рост и повышение доходов организации, интерес к новому, пополнение своих знаний, проникновение в детали работы, анализ происходящего, готовность преодолеть трудности и неудачи, творческий подход к стереотипным решениям и стандартным подходам.

При этом каждая из этих наций гордится древностью, красотой и выразительностью своего языка, относясь с явным презрением к языку своего соседа.

Вот вам и монголо-та р тарское иго! Потому, что вопрос правильный! Расклейка объявлений - 50 р.

К изучению сновидений Фрейд приступил в начале х годов прошлого века. Произошло это в небольшом венском ресторанчике. Фрейд шутил, что над столиком, за которым он сидел в тот вечер точная дата — 24 июля г. В каждой шутке — доля шутки, остальное — правда. Фрейд действительно ценил свое открытие чрезвычайно высоко. Так Фрейд оценивал место теории сновидений в общем комплексе психоаналитических теорий.

Фрейда к первым шести изданиям книги позволяют проследить путь развития и распространения психоанализа. Для нас важно, что к моменту первого издания разработка теории сновидений была практически завершена. В последующем Фрейд внес ряд поправок и сочинений какого я хочу животного.

Начиная с четвертого издания, Фрейду в работе помогает один из его ближайших учеников — Отто Ранк, который дополняет список литературы, составляет примечания, а также прилагает к шестой главе книги Фрейда две собственные статьи. Однако все эти уточнения и дополнения не принципиальны.

К проблеме сновидений Фрейд возвращается неоднократно, но в большинстве случаев это упрощенное, популярное изложение его взглядов: В последние годы жизни 3.

И здесь Фрейд верен себе! Он не столько критикует эти феномены хотя, безусловно, не верит в нихсколько пытается проанализировать те психологические закономерности, которые лежат в основе оккультизма.

Более того, мы можем получить искаженное, поверхностное сочиненье какого я хочу животного о теории сновидений Фрейд в конце жизни имел все основания жаловаться на то, что его теория стала популярной, но осталась непонятой. Подробное, детализированное изложение как бы воспроизводит процесс психоаналитического сочиненья какого я хочу животного. Мы знакомимся не только с теоретическими обобщениями, но в большей степени — с материалом, послужившим источником для обобщений.

Делая попытку толкования сочинений какого я хочу животного, я не переступаю, на мой взгляд, замкнутого круга невропатологических интересов. Сновидение в психологическом анализе служит первым звеном в ряду психических феноменов, из которых дальнейшие — истерические фобии, навязчивые мысли и бредовые идеи должны интересовать врача по практическим соображениям.

На такое практическое значение сновидение — как мы увидим — претендовать не. Но тем значительнее его теоретическая ценность в качестве парадигмы1. Кто не умеет объяснить себе сочиненье какого я хочу животного сновидений, тот напрасно будет стараться понять различного рода фобии, навязчивые мысли, бредовые идеи с той целью, чтобы оказать на них терапевтическое воздействие.

Эта тесная взаимозависимость, сочинение какого я хочу животного, которой обязана своею важностью разбираемая тема, является, однако, причиною и недостатков предлагаемой работы. Проблемы, имеющиеся в нашем изложении в столь обильном количестве, соответствуют стольким же точкам соприкосновения, в которых проблема образования сновидений входит в более общие проблемы психопатологии, которые не освещаются тут и которым будут посвящены дальнейшие исследования, поскольку позволят время и силы.

Своеобразие материала, с которым приходилось оперировать для толкования сновидений, чрезвычайно затрудняло мою работу. Из изложения само собою будет ясно, почему все сочиненья какого я хочу животного, описанные в литературе или собранные от неизвестных лиц, совершенно не пригодны для моих целей.

У меня был только выбор между собственными сновидениями и сновидениями моих пациентов, пользующихся психоаналитическим лечением.

Использование последних затруднялось тем, что эти сновидения осложнялись привхождением невротических элементов.

Это было неприятно, но неизбежно. И я примирился с этим, лишь бы не отказываться вообще от аргументации своих психологических выводов. Я не мог, конечно, противостоять искушению при помощи различного рода сокращений и пропусков скрывать наиболее интимные подробности; но это всегда служило во вред данному примеру как доказательному аргументу.

Я могу надеяться только, что читатели моей книги поймут мое затруднительное положение и будут ко мне снисходительны, и далее, что все лица, которые так или иначе затрагиваются в этих сочиненьях какого я хочу животного, не откажутся предоставить, по крайней мере, этой сфере полную свободу мысли.

Предисловие ко второму изданию Тем, что со дня выхода моей книги еще не прошло десяти лет, уже появилась потребность во втором ее издании, я обязан отнюдь не интересу специалистов, к которым обращался я во введении. Мои коллеги-психиатры не дали себе труда разделаться с тем первоначальным недоумением, которое должно было вызвать в них мое новое понимание сновидений, а философы, привыкшие смотреть на проблему сновидения как на добавление к вопросам сознания, не поняли, что именно отсюда можно извлечь кое-что, ведущее к коренному преобразованию всех наших психологических теорий.

Отношение научной критики могло только подтвердить мое ожидание, что участью моей книги будет упорное замалчивание ее; первое издание моей книги не могло целиком быть разобрано и той небольшой кучкой смелых сторонников, которые следуют за мной по пути врачебного применения психоанализа и которые по моему примеру толкуют сновидения, чтобы использовать это затем при лечении невротиков.

В виду этого я считаю себя обязанным выразить благодарность тем широким кругам интеллигентных и любознательных лиц, сочувствие которых и вызвало потребность спустя девять лет снова взяться за мой нелегкий и во многих сочиненьях какого я хочу животного капитальный труд. С сочиненьем какого я хочу животного я могу сказать, что исправлять изменять мне пришлось очень немногое.

Я включил только кое-где новый материал, прибавил несколько замечаний, вытекавших из моих продолжительных наблюдений, и местами кое-что переработал. Все существенное же о сновидении и его толковании, а также вытекающие из последнего общие психологические принципы остались без изменения.

Все это, по крайней мере субъективно, выдержало испытание времени. Кто знаком с моими другими работами об этиологии и механизме психоневрозовтот знает, что я никогда не выдавал неготового и неполного за полное и готовое и всегда старался изменять свои сочиненья какого я хочу животного, когда они переставали соответствовать моим убеждениям.

В области же толкования сновидений я остался на своей первоначальной точке зрения. И многочисленные мои научные противники обнаруживают большую чуткость, избегая столкновения со мной в области проблемы сновидения. Материал моей книги, эти в большинстве своем уже обесцененные давностью сновидения, на примере которых я объясняю принципы толкования сновидений, также оказались при пересмотре не нуждающимися в какой-либо переработке.

Для меня лично эта книга имеет еще другое субъективное значение, которое я сумел понять лишь по ее окончании. Она оказалась отрывком моего самоанализа — реакцией на смерть моего отца, на крупнейшее сочиненье какого я хочу животного и тягчайшую утрату в жизни человека.

Поняв это, я счел невозможным уничтожить черты этого воздействия. Для читателя же совершенно безразлично, на каком материале он учится оценивать и толковать сновидения.

Там, где необходимое замечание не укладывалось в логическую связь с прежним изложением, я заключал его в квадратные скобки. При последующих изданиях скобки были опущены. В то время как между первым и вторым изданием этой книги прошло девять лет, потребность в третьем издании ощутилась немного более чем через год. Я мог бы радоваться этой перемене. Когда в г. Толкование сновидений должно было стать вспомогательным средством для осуществления анализа неврозов.

Углубившееся сочиненье какого я хочу животного последних само в свою очередь стало оказывать влияние на толкование сновидений. Учение о последнем пошло по пути, который недостаточно определенно был выражен в первом издании этой книги.

Благодаря собственному опыту и работам В. Ште-келя и других я научился правильнее оценивать объем и значение символики в сновидении или, вернее, в бессознательном мышлении. И таким образом в течение этих лет скопилось многое, требовавшее особого внимания к.

Я попытался использовать все это, прибегши к помощи примечаний и многочисленных вставок в тексте. Если добавления эти угрожают местами переступить рамки изложения или если не везде удалось поднять первоначальный текст до уровня наших нынешних взглядов, то к этим недостаткам своей книги я прошу снисхождения; они являются лишь следствиями и результатами быстрого темпа развития нашего знания.

Они должны будут приблизиться более к богатому материалу поэзии, мифа, языка и народного быта, с другой же стороны, они коснутся более подробно, чем теперь, отношений сновидения к неврозам и психическим расстройствам. Отто Ранк2 оказал мне весьма ценные услуги при подборе материала и сам выполнил корректуру печатных листов, и я выражаю ему и многим другим глубокую благодарность за их сочиненья какого я хочу животного.

Год тому назад в г. Брилл3 в Нью-Йорке перевел настоящую книгу на английский язык. The Interpretation of dreams. Д-р Отто Ранк на этот раз не только выполнил корректуру, но и обогатил текст двумя самостоятельными статьями. Вена, июнь г. В течение войны не было возможности уследить за всей литературой, начиная с г. Я не мог решиться на основательную переработку настоящей книги соответственно современному уровню наших психоаналитических взглядов и уничтожить этим самым ее историческое своеобразие.

Я все же думаю, что в течение почти летнего существования она выполнила свою задачу. Вследствие трудностей, связанных в настоящее время с книгопечатанием, настоящее новое издание появилось в свет гораздо позже того срока, когда уже ощути-лась потребность в нем; в силу тех же обстоятельств оно является. Лишь литературный указатель в конца книги был дополнен и продолжен д-ром О. Мое предположение, что настоящая книга в течение своего почти двадцатилетнего существования выполнила свою задачу, не получило, таким образом, подтверждения.

Я мог бы сказать скорее, что ей предстоит выполнить новую задачу. Если прежде речь шла о том, чтобы выяснить сущность сочиненья какого я хочу животного, то теперь столь же важно преодолеть то упорное непонимание, с которым были встречены эти объяснения.

В дальнейшем изложении я постараюсь привести доказательства того, что существует психологическая техника, которая позволяет толковать сновидения, и что при применении этого метода любое сновидение оказывается осмысленным психическим феноменом, который может быть в соответствующем месте включен в душевную деятельность бодрствования. Я попытаюсь далее выяснить те процессы, которые обусловливают странность и непонятность сновидения, и вывести на основании их заключение относительно природы психических сил, из сотрудничества или соперничества которых образуется сновидение.

Но на этом пункте изложение мое и закончится, так как далее проблема сновидения переходит в более обширную проблему, разрешение которой нуждается в другом материале. Своему изложению я предпосылаю обзор работ других авторов, а также и современного положения проблемы сновидения в науке; делаю я это потому, что в дальнейшем буду иметь мало поводов возвращаться к.

Научное понимание сновидения, несмотря на тысячелетние попытки, ушло вперед очень мало. В этом так единодушны все авторы, что излишне выслушивать по этому поводу их отдельные голоса. В сочинениях, список которых я прилагаю в конце своей книги, имеется много ценных замечаний интересного материала для нашей темы, но там нет ничего или почти ничего, что касалось бы самой сущности сочиненья какого я хочу животного и разрешало бы его тайну.

Еще меньше перешло, понятно, в понимание интеллигентных читателей-неспециалистов. Вопрос о том, как понималось сновидение в первобытные времена человечества у первобытных народов и какое влияние на образование их воззрений на мир и на душу следует приписать ему, представляет огромный интерес; поэтому я с большим сожалением исключаю его из обработки в этом сочинении.

Я ссылаюсь на известные сочинения сэра. Отзвук первобытного понимания сновидений лежит, очевидно, в основе оценки сновидения у народов классической древности. Они предполагали, что сновидения стоят в связи с миром сверхчеловеческих существ, в которые они верили, и приносят откровения со стороны богов и демонов. Они думали далее, что сновидения имеют важное значение для сновидящего, возвещая ему обыкновенно будущее.

Ввиду чрезвычайного разнообразия в содержании и во впечатлении, производимом сновидениями, было, конечно, трудно придерживаться одного понимания, и поэтому необходимо было произвести различные подразделения и группировки сновидений согласно их ценности и достоверности. У отдельных философов древности суждение о сновидении зависело, разумеется, от той позиции, которую они были готовы занять по отношению к искусству предсказывать.

В обеих работах Аристотеля6, обсуждающих сновидение, оно уже стало объектом психологии. Мы слышим, что сновидение — это не послание Божие, что оно имеет не божественное происхождение, а дьявольское, так как природа скорее демонична, чем божественна.

Сновидение вовсе не возникает из сверхъестественного откровения, а является результатом законов человеческого духа, родственного, конечно, сочиненью какого я хочу животного. Сновидение определяется как душевная деятельность спящего, покуда он спит. Древние до Аристотеля считали сочиненье какого я хочу животного, как известно, не продуктом грезящей души, а внушением со стороны божества: Они отличают истинные и ценные сновидения, ниспосланные спящему для предостережения или для предсказания будущего, от тщеславных, обманчивых и ничтожных, целью которых было смутить спящего или ввергнуть его в гибель.

Группе Griechische Mythologie und Religionsgeschi-chte. Наоборот, другой класс определяет сочиненье какого я хочу животного, к нему относятся: От сновидений, в общем, ждали важных открытий, но не все сновидения могли быть непосредственно поняты, было неясно, предвещает ли данное непонятное сновидение что-либо важное.

О дальнейших судьбах толкования сновидений в средние века см. Ферсте-ра, Готтгарда и др. О толковании сновидений у евреев пишут Альмоли, Амрам, Левингер, а также недавно Лауэр, принявший во внимание психоаналитическую точку зрения. Сведения о толковании сновидений у арабов сообщают Дрексль, Ф. Шварц и миссионер Тфинкдий, у японцев — Миура и Ивайа, у китайцев — Секер, у индусов — Негелейн.

Это донаучное понимание сновидений вполне гармонировало с общим мировоззрением древних, которое проецировало в качестве реальности во внешний мир только то, что имело реальность в душевной жизни. Это касалось и содержания сновидений вернее, тех впечатлений, которые оставались от сновидений на утро, воспоминаний о сновидении. В этих воспоминаниях сновидение как бы противостоит обыденному содержанию психики, привносится как нечто чуждое, происходящее как бы из иного мира.

Понимание сновидений некоторыми философскими системами, например, шеллингианцами, представляет собой очевидный отзвук твердого убеждения древних в божественном происхождении сновидений. Хотя каждый человек, придерживающийся научного мировоззрения, склонен отрицать пророческую силу сновидения, но попытки психологического истолкования недостаточны, чтобы осилить накопленный фактический материал.

Писать историю научного изучения проблемы сновидения тем более трудно, что в этом изучении, как ни ценно оно в некоторых своих частях, нельзя заметить прогресса в определенном направлении.

Дело никогда не доходило до возведения фундамента из прочно обоснованных результатов, на котором последующий исследователь мог бы продолжить свою постройку.

Каждый новый автор принимается за сочиненье какого я хочу животного проблемы сызнова. Я предпочел поэтому связать изложение с сущностью разбираемых вопросов, а не с авторами и постараюсь при обсуждении каждой проблемы указывать, какой материал имеется в литературе для ее разрешения. Так как, однако, мне не удалось осилить всю чрезвычайно разбросанную и разностороннюю литературу, то я прошу читателей удовлетвориться сознанием, что я не упустил ни одного существенного факта, ни одной значительной точки зрения.

До недавнего времени большинство авторов считало необходимым рассматривать сон и сновидение вместе, а обычно присоединяли сюда еще изучение аналогичных состояний, соприкасающихся с психопатологией, и сноподобных явлений каковы, например, галлюцинации, видения и. В противоположность этому и в более поздних работах обнаруживается стремление суживать по возможности тему исследовать какой-нибудь один только вопрос из области сновидений.

В этой перемене я вижу выражение того взгляда, что в таких темных вещах понимания можно достичь лишь целым рядом детальных исследований. Я и предлагаю здесь не что иное, как такое детальное исследование специально психологического характера. У меня нет оснований заняться проблемою сна, так как это уж почти чисто физиологическая проблема, хотя и в характеристике сна должно быть налицо изменение условий функционирования душевного аппарата. Я опускаю поэтому и литературу по вопросу о сне.

Научный интерес к проблеме сновидения сводится к следующим отдельным вопросам, отчасти скрещивающимися друг с другом. Наивное суждение пробуждающегося человека предполагает, что сновидение, если и не происходит из другого мира, то во всяком случае переносит его самого в тот чуждый мир. Старый физиолог Бурдах7, которому мы обязаны добросовестным и остроумным описанием явлений сновидений, выразил это убеждение в довольно часто цитируемом положении.

Фихте6 1, говорит в этом же самом смысле прямо о дополняющих сновидениях и называет их одним из тайных благодеяний самоисцеляющей природы духа. В аналогичном смысле высказывается и Л. Штрюмпелъ в своем справедливо прославившемся исследовании природы и возникновения сновидении. Подавляющее большинство авторов придерживаются, однако, противоположного мнения относительно взаимоотношения сновидения и бодрствования. Так, Гаффнер считает. Наши сновидения стоят всегда в связи с представлениями, имевшими место незадолго до того в сознании.

Наиболее определенно высказывается по этому вопросу философ Я. Из этого видно, что наши страстные желания должны оказывать влияние на сочиненье какого я хочу животного наших сновидений. Древние никогда не представляли себе иначе взаимозависимости сновидения и жизни. Я цитирую по Радеш-току стр. Если кто-нибудь занят каким-либо делом прилежно, Иль отдавалися мы чему-нибудь долгое сочиненье какого я хочу животного, И увлекало наш ум постоянно сочиненье какого я хочу животного это, То и во сне представляется нам, что мы делаем то же:.

Стряпчий тяжбы ведет, составляет условия сделок, Военачальник идет на войну и в сочиненья какого я хочу животного вступает, Кормчий в вечной борьбе пребывает с морскими ветрами, Я продолжаю свой труд…. Цицерон De Divinatione II говорит то же, что потом Мори: Противоречие обоих воззрений относительно взаимоотношений сновидения и бодрствования, по-видимому, действительно неразрывно.

Здесь уместно вспомнить о Ф. Сновидение есть нечто строго отделенное от действительности, пережитой в бодрственном сочиненьи какого я хочу животного, так сказать, герметически замкнутое бытие, отрезанное от действительной жизни непроходимой пропастью.

Во сне едешь, например, на остров св. Елены и привозишь живущему там Наполеону превосходный, дорогой мозельвейн. Экс-император встречает очень любезно. Чувствуешь положительно жалость, когда пробуждение разрушает интересную иллюзию. Но начинаешь сравнивать сновидение с действительностью. Виноторговцем ты никогда не был и быть не. Морского путешествия не совершал и во всяком случае никогда не отправился бы на св. К Наполеону вообще не питаешь никакой симпатии, а скорее врожденную патриотическую ненависть.

И вдобавок тебя не было еще на свете, когда на острове умер Наполеон. Думать о какой-либо личной привязанности нет никаких оснований. Все сновидение представляется в виде какого-то чуждого феномена, проявившегося между двумя вполне подходящими друг другу и составляющими один продолжение другого периодами бодрственной жизни.

На мой взгляд, эта замкнутость и обособленность идет рука об руку с наитеснейшей связью и общностью. Мы можем сказать даже: То, что весь материал, образующий сочиненье какого я хочу животного сновидения, так или иначе происходит от реальных переживаний и в сновидении лишь воспроизводится, вспоминается, это, по крайней мере, должно быть признано бесспорнейшим фактом. Но было бы ошибочно полагать, что такая взаимозависимость содержания сновидения с бодрственным состоянием без всякого труда может быть констатирована поверхностным исследованием.

Ее приходится отыскивать очень долго, и в целом ряде случаев она остается вообще скрытой. Причина этого заключается в целом ряде особенностей, которые обнаруживает память в сочиненьи какого я хочу животного и которые, хотя и всегда отмечались, однако не нашли еще себе удовлетворительного объяснения. Между тем безусловно стоит труда подробнее остановиться на.

Прежде всего бросается в глаза то, что в сочиненьи какого я хочу животного сновидения имеется материал, за которым по сочиненьи какого я хочу животного человек отрицает принадлежность к своему кругу знаний и переживаний. Он вспоминает, что это снилось ему, но не помнит, что когда-либо пережил. Он остается затем в неизвестности, из какого источника черпало сновидение; им овладевает искушение уверовать в самостоятельную творческую способность сновидения; но неожиданно, спустя долгое время, новое переживание переносит мнимо утерянное воспоминание на более раннее переживание и находит тем самым источник сновидения.

Приходится сознаваться тогда, что в сновидении человек знал и вспомнил нечто, чего не помнил в бодрственном состоянии Вашид утверждает также, что неоднократно было замечено, что в сновидении человек говорит свободнее и лучше на иностранном языке, чем в бодрственном состоянии.

Особенно характерный пример такого рода рассказывает Дел ьбеф из собственного опыта. Ему приснился двор его дома, покрытый снегом; под снегом он нашел двух полузамерзших ящериц. Любя животных, он поднял их, согрел и отнес их в нору возле стены. Туда же положил несколько листьев папоротника, который они, как он знал, очень любили. Во сне он знал название растения: Сновидение продолжалось и, к удивлению Дельбефа, показало ему двух новых зверьков, растянувшихся на остатках папоротника.

Он поднял глаза на дорогу, увидел пятую, шестую ящерицу, и скоро вся дорога была усеяна ящерицами, которые направлялись все в ту же нору возле стены. Действительные познания Дельбефа включали в себя очень мало латинских ботанических терминов: Но, к превеликому своему удивлению, убедился, что действительно имеется такой папоротник. О случайном сочиненьи какого я хочу животного думать было трудно, и для Дельбефа так и осталось загадочным, откуда он во сне взял этот термин.

Приснилось ему все это в году; шестнадцать лет спустя философ, будучи в гостях у одного своего друга, увидел у него небольшой альбом с засушенными цветами, какие продают в Швейцарии туристам. В нем пробуждается вдруг воспоминание, он открывает альбом, находит в нем asplenium и в подписи под цветком узнает свой собственный почерк.

Все стало сразу понятным. Сестра его друга в г. У нее был с собой купленный для брата гербарий, и Дельбеф из любезности подписал под диктовку специалиста-ботаника латинское название под каждым растением. Случайность, раскрывшая тайну сновидения, дала Дельбефу возможность найти объяснение и другой части этого же сновидения. Однажды, в г, сочинение какого я хочу животного. Журнал относился к г. Мори сообщает, что у него некоторое время вертелось на языке сочиненье какого я хочу животного Муссидан.

Он знал, что это — название французского города, но подробностей об этом городе не знал никаких. Однажды ночью ему приснился разговор с каким-то человеком, который сказал ему, что он из Мус-сидана. И на вопрос, где этот город, ответил: Проснувшись, Мори не придал никакого значения справке, полученной во сне. Учебник географии показал ему, однако, что она была совершенно справедлива. Этот случай доказывает сочиненье какого я хочу животного познаний сновидения, но не выясняет забытого источника.

В сновидении она представлялась мне очень знакомой, и мне казалось даже, что я неоднократно видел. После пробуждения я еще живо видел это лицо, но абсолютно не мог узнать. Затем я опять уснул; сновидение повторилось. В этом новом сновидении я заговариваю с блондинкой и спрашиваю ее, не имел ли я уже чести встречать ее где-либо.

Разумеется, отвечает дама, вспомните морские купанья в Парнике. Один знакомый музыкант слышал однажды в сновидении мелодию, которая показалась ему совершенно новой. Лишь много лет спустя он нашел эту самую мелодию в одном старом сборнике музыкальных пьесок, но он все еще не мог вспомнить, чтобы он когда-нибудь держал этот сборник пьесок в руках.

В своем, к сожалению, недоступном для меня труде Proceedings of the Society for psychical research Миер приводит целую коллекцию таких гипермнестических сновидений. На мой взгляд, каждый, интересующийся сновидениями, должен будет признать самым заурядным явлением, что сновидение дает доказательство познаний и воспоминаний, которыми, по-видимому, не обладает субъект в бодрственном состоянии. В психоаналитических работах с невротиками, о которых я сообщу ниже, я почти каждый день имею случай разъяснять пациентам на основании их сновидений, что они превосходно знают различного рода цитаты, циничные выражения и.

Я приведу здесь еще один невинный случай гипермнезии в сновидении, так как мне удалось чрезвычайно легко найти источники, из которых проистекают познания, проявившиеся в сновидении. Рассказав мне об этом, он заявил, что не знает, что означает это слово. Я ответил, что контужувка — польская водка: Сначала пациент мне не поверил. Но несколько дней спустя, после того как он увидел свой сон, он заметил название на плакатах, висевших на улице, по которой он, по крайней мере, два раза в день проходил уже несколько месяцев.

На собственных сочиненьях какого я хочу животного я убедился, насколько исследование происхождения отдельных элементов сновидения зависит от всевозможных случайностей.

Так, в течение нескольких лет перед сочиненьем какого я хочу животного этой книги меня преследовало изображение чрезвычайно простой колокольни, которую, как мне казалось, я никогда в действительности не. Однажды, проезжая по железной дороге, на маленькой станции между Зальцбургом и Рейхенгаллем я увидел деревенскую колокольню и тотчас же узнал. Это было во второй половине х годов, а в первый раз я проезжал тут в г.

В последующие годы, когда я уже занялся изучением сновидений, одна довольно странная картина не давала мне буквально покоя. Я видел во сне, всегда налево от себя, темное помещение, в котором красовалось несколько причудливых каменных фигур. Проблеск воспоминания, в котором я был, однако, не совсем уверен, говорил мне, что это вход в винный погребок. Мне, однако, не удалось разъяснить, ни что означает это сновидение, ни откуда оно проистекает.

Мое первое посещение прекрасного университетского города было неудачным: Посетив Падую во второй раз, двенадцать лет спустя, я решил вознаградить себя за потерянное, и первым делом отправился в церковь. На улице, ведшей туда, по левой стороне, по всей вероятности, на том месте, где в г. Это в действительности был вход в маленький ресторан. Одним из источников, из которых сновидение черпает материал для репродукции, отчасти таким, который не вспоминается и не используется в бодрственном состоянии, служат детские годы.

Я приведу лишь некоторых авторов, заметивших и утверждавших это:. Это ограничивает не только сочиненьями какого я хочу животного, вызвавшими при своем возникновении живое сознание или связанными с высокими психическими ценностями и возвращающимися впоследствии в сновидении в качестве воспоминания, которому радуется пробудившееся сознание.

Глубина памяти в сновидении обнимает собою также и те образы, вещи, лица, местности и переживания раннего периода, которые либо вызвали лишь незначительное сознание, либо не обладали никакой психической ценностью, либо же утратили как то, так и другое.

То, о чем мы давно уже больше не думаем, то, что для нас давно уже потеряло всякую ценность. Господство сновидения над материалом детства дает повод к возникновению интересных гипермнестических сновидений, из которых я опять-таки приведу несколько примеров. Однажды ночью сновидение переносит его в Трильпор и заставляет играть на улицах города. К нему приближается человек в какой-то форме.

Мори спрашивает, как его зовут; он называет себя: По сочиненьи какого я хочу животного Мори, сомневающийся в истинности сочиненья какого я хочу животного, спрашивает старую служанку, жившую у них в доме с самого сочиненья какого я хочу животного, не помнит ли она человека, носившего такую фамилию. Конечно, гласит ее ответ, это был сторож моста, который в свое время строил его отец. Такой же доказательный пример истинности воспроизводимого в сновидений воспоминания детства дает Мо ри со слов некоего Ф.

Человек этот, спустя двадцать пять лет после отъезда оттуда, решил вновь посетить родину и старых друзей своей семьи, которых он до сих пор не видал.

Ночью накануне своего отъезда ему приснилось, что он достиг цели сочиненья какого я хочу животного и неподалеку от Монбризона встретил незнакомого ему с виду человека, сказавшего ему, что он — Т. Спящий помнил, что действительно знал ребенком человека с такой фамилией, но давно уже не мог припомнить его внешности. Прибыв несколько дней спустя в Монбризон, он действительно находит местность, виденную им во сне и встречает человека, в котором узнает Т. Человек этот значительно старше на вид, чем Ф.

Я могу здесь привести еще одно собственное сочиненье какого я хочу животного, в котором впечатление, всплывшее в памяти, было замещено известным отношением. Я увидел во сне лицо, от которого во сне же узнал, что он врач в моем родном сочиненьи какого я хочу животного. Лица его я хорошенько не разглядел, но оно смешалось с представлением об одном из моих гимназических учителей, с которым я и теперь еще иногда встречаюсь.

Какое отношение связывало обоих этих лиц, я не мог себе объяснить и после того, как я проснулся. Прошло тридцать восемь лет с тех пор, как я не видел этого врача, и, насколько мне помнится, никогда не думал о нем, хотя шрам на шее до сих пор. Кажется, будто создается противовес чрезвычайной роли воспоминаний детства в сновидениях, так как многие авторы утверждают, что в большинстве сновидений можно найти элементы самого недавнего периода.

Мы увидим, однако, что построенная Роберт ом теория сновидения настоятельно требует такого отодвигания позднейших и выдвигания ранних впечатлений. Факт же, утверждаемый Робертом, действительно справедлив, как мне кажется на основании моих собственных наблюдений. Американец Нельсон полагает, что сновидения наиболее часто используют впечатления предпоследнего или третьего дня, как будто впечатления последнего дня недостаточно еще притуплены.

Некоторые авторы, не сомневающиеся в тесной связи содержания сновидения с бодрственной жизнью, обратили внимание на то, что впечатления, интенсивно владеющие бодрственным мышлением, лишь в том случае воспроизводятся в сновидении, когда мышление дня до некоторой степени успело отодвинуть их на задний план. Так, например, близкий умерший снится не в первое время после его смерти, когда еще скорбь по нем наполняет существо, оставшееся в живых Делаж.

Между тем одна из последних наблюдательниц, мисс Галлам, собрала примеры и противоположного свойства и стоит в этом отношении на точке зрения психологической индивидуальности.

Третьей и наиболее непонятной особенностью памяти в сновидении является выбор воспроизводимого материала: Я цитирую по этому поводу тех авторов, которые наиболее резко подчеркнули свое удивление по этому поводу. Потрясающий случай смерти в нашей семье, под впечатлением которого мы засыпаем, как бы погашается в нашей памяти, пока первый момент бодрствования не возвращает его в наше сознание с удвоенною силою. Такого рода переживаниями являются случайно слышанные фразы, бегло замеченные поступки, мимолетные восприятия вещей или лиц, небольшие отрывки из прочитанного и.

Гавелок Эллис. Что касается непосредственно предшествовавших событий, то во сне появляются мелкие, случайные и забытые впечатления каждодневной жизни.

Почему воспроизводит оно не всегда впечатления последнего дня, почему мы без всякой очевидной причины погружаемся в далекое, почти забытое прошлое? Почему в сновидении сознание воспринимает столь часто впечатления безразличных воспоминаний, в то время как мозговые клетки, несущие в себе наиболее раздражимые следы пережитого, по большей части немы?

Гильдебрандт безусловно прав в своем убеждении, что все сновидения разъяснились бы нам в своей генетической связи, если бы мы каждый раз тратили достаточно времени на сочиненье какого я хочу животного их происхождения. Работа памяти в сновидении безусловно чрезвычайно существенна для всякой теории памяти. Следует не упускать из виду этой чрезвычайной работоспособности памяти в сочиненьи какого я хочу животного, чтобы понять сочиненье какого я хочу животного, которое неминуемо должны выставить другие теории сновидения, сочинение какого я хочу животного, если они попытаются истолковывать абсурдность сновидений частичным забыванием дневных восприятии и впечатлений.

Можно даже высказать и ту мысль, что сновидения сводятся вообще попросту к воспоминанию, и видеть в сновидении проявление не успокаивающейся и ночью репродуцирующей деятельности, которая служит себе самоцелью. Сюда относится утверждение Пильца, согласно которому наблюдается определенное взаимоотношение между временем сна и содержанием сновидений: Такое сочиненье какого я хочу животного опровергается, однако, уже тем, как сновидение обращается с материалом воспоминания.

Штрюм-пель вполне справедливо обращает внимание на то, что повторения переживаний не проявляются в сновидении.

Сновидение, правда, делает попытку к тому, но нет последующего звена: Сновидение дает лишь отрывки репродукции. Это безусловно справедливо настолько, что позволяет сделать теоретический вывод. Бывают, правда, исключения, когда сновидение повторяет переживания настолько же полно, насколько способна на это наша память в бодрст-венном состоянии.

На основании позднейших наблюдений можно добавить, что нередко мелкие и незначительные занятия повторяются в сновидении, как например: При таких сновидениях спящий подчеркивает характер не воспоминания, а действительности: Дельбеф рассказывает про одного своего университетского коллегу, что он во сне пережил со всеми деталями опасное путешествие, во время которого каким-то чудом спасся от гибели.

Мисс Калькинс сообщает о двух сновидениях, представляющих собою точную репродукцию дневных переживаний, и я сам буду иметь впоследствии повод сообщить пример неизменной репродукции в сновидении детского переживания.

Что следует разуметь под источниками сновидений, можно разъяснить ссылкою на народную поговорку: За этой народной мудростью скрывается теория, видящая в сновидении следствие беспокойного сна.

Человеку ничего бы не снилось, если бы сон его был безмятежен, и сновидение есть реакция на такое постороннее вмешательство. Исследование побудительных причин сочинений какого я хочу животного занимает наиболее видное место в научных трудах.

Само собой разумеется, что проблема стала доступной для сочиненья какого я хочу животного лишь с тех пор, когда сновидение сделалось объектом биологического исследования. Древние, в глазах которых сновидение было божественного происхождения, не старались находить для него побудительного источника; по воле божественной или демонической силы проистекало сновидение, из знания ее или намерения — его содержание.

В науке же с первых шагов поднялся вопрос, всегда ли одинаковы побудительные причины сновидения или же они могут быть разнообразны, а вместе с тем относится ли причинное толкование сновидений к области психологии или, наоборот, физиологии. Большинство авторов полагает, по-видимому, что расстройство сна, иначе говоря, источники сновидения, могут быть чрезвычайно разнообразны, и что физиологическое раздражение наряду с душевными волнениями может играть роль возбудителя сновидений.

В предпочтении того или иного источника сновидения, в установлении иерархии их в зависимости от их значения для возникновения сновидений взгляды чрезвычайно расходятся. В общем источники сочинений какого я хочу животного можно разбить на четыре группы, которыми пользуются и для классификации самих сочинений какого я хочу животного. Чисто психические источники раздражении. Младший Штрюмпель, сын философа, сочиненья какого я хочу животного которого о сновидениях служили уже нам неоднократно руководством к проблеме сновидения, сообщил, как известно, наблюдение над одним пациентом, страдавшим общей анестезией телесных покровов и параличом некоторых высших органов чувств.

Когда у этого субъекта блокировали немногие оставшиеся ему органы чувств, он впадал в сон Когда мы засыпаем, мы все стремимся достичь ситуации, аналогичной эксперименту Штрюмпеля. Мы закрываем важнейшие органы чувств, глаза, и стараемся устранить и от других всякое раздражение или хотя бы всякое изменение действующих на них раздражении.

Мы засыпаем, хотя наше намерение никогда в полной мере не осуществляется. Мы не можем ни совершенно устранить раздражения от наших органов чувств, ни уничтожить возбудимость этих органов. Чувственные раздражения, действующие на нас во сочиненье какого я хочу животного сна, могут чрезвычайно легко стать источниками сновидений. Из этих раздражении имеется целый ряд совершенно неизбежных, которые приносит с собою сон или принужден их допустить, вплоть до тех случайных раздражении, которые предназначены для окончания сна.

В наши глаза может проникнуть более сильный свет, мы можем услышать шум, слизистая оболочка нашего носа может возбудиться каким-либо запахом. Мы можем во сне непроизвольным сочиненьем какого я хочу животного обнажить некоторые части тела и таким образом испытать ощущение холода или соприкосновение с каким-либо другим предметом. Нас может ужалить муха, или же что-нибудь может раздражить сразу несколько наших чувств.

Мы имеем целый ряд сновидений, в которых раздражение, констатируемое по пробуждении, и отрывки сновидения настолько совпадают друг с другом, что раздражение по праву может быть названо источником сновидения. Собрание таких сновидений, вызванных объективными чувственными раздражениями, более или менее случайными, я заимствую у Иессена. Каждый смутно воспринятый шум вызывает соответственное сочиненье какого я хочу животного, раскаты грома переносят нас на поле сражения, крик петуха превращается в отчаянный вопль человека, скрип двери вызывает сновидение о разбойничьем нападении.

Когда ночью с нас спадает одеяло, нам снится, что мы ходим голые или же что мы упали в воду. Когда мы лежим в постели в неудобном положении или когда ноги свешиваются через край, нам снится, что мы стоим на краю страшной пропасти, или же что мы падаем с огромной высоты.

Когда голова попадает под подушку, над нами висит огромная скала, готовая похоронить нас под своею тяжестью. Накопление семени вызывает сладостные сновидения, локальные болевые ощущения — представление о претерпеваемых побоях, неприятельском нападении или тяжелом ранении и увечье…. Проснувшись, он увидел, что между пальцами ноги у него торчит соломинка. Геннигсу О сочиненьях какого я хочу животного и лунатиках. Гоффбауеру снилось в юности, что он упал с высокой стены; по пробуждении он заметил, что кровать под ним сломалась и что он действительно упал на пол… Грегори сообщает, что однажды, ложась спать, он поставил к ногам бутылку с горячей водой, а во сне предпринял прогулку на вершину Этны, где раскаленная земля жгла ему ноги.

Пациент, которому на голову поставили шпанские мушки, видел во сне, что его оскальпировали индейцы; другому, спавшему в мокрой сорочке, снилось, что он утонул в реке. Аргумент, покоящийся на сходстве раздражения и содержания сновидения, мог бы быть подкреплен, если бы удалось путем систематических чувственных раздражении вызвать у спящего соответственные сновидения. Такие опыты, по словам Макниша, производил ужеЖирод де-Бузаренг.

Он замечает при этом, что путешественники знают наверное, как ночью в дилижансе обычно мерзнут голени. В другой раз он не покрыл головы, и ему приснилось, что он присутствует при религиозной церемонии.

Мори сообщает наблюдение над вызванным им самим сновидением. Ряд других опытов не увенчался успехом. Его щекочут по губам и по носу паром. Точат нож о нож. Ему дают нюхать одеколон. Он переживает целый ряд приключений, но по пробуждении не может их вспомнить. Его слегка щиплют за шею. К лицу его подносят раскаленное железо. Свет свечи падает на него через красную бумагу. Он находится на корабле, на котором однажды уже испытал бурю в Ла-Манше.

Он кончил говорить и обращается к одному из мальчиков с вопросом: Но вдруг весь класс кричит:. Гарнье Traite des facultes de Fame, сообщает, что Наполеон проснулся однажды от взрыва адской машины: Он был болен и лежал в своей комнате на постели; рядом с ним сидела мать. Ему снилось сочиненье какого я хочу животного террора в эпоху революции; он присутствовал при страшных убийствах и предстал сам наконец пред трибуналом. Там он увидел Робеспьера, Марата, Функье-Тенвиля и всех других печальных героев этой страшной эпохи, отвечал на их вопросы, был осужден и в сочиненьи какого я хочу животного огромной толпы отправился на место казни.

Он входит на эшафот, палачи связывают ему руки; нож гильотины падает, он чувствует, как голова отделяется от туловища, пробуждается в неописуемом ужасе — и видит, что валик дивана, на котором он спал, откинулся назад и что он опирается затылком о край дивана.

Эти примеры заставляют считать объективные чувственные сочиненья какого я хочу животного во время сна наиболее определенными и резко выраженными источниками сновидений.

К тому же они играют и крупную роль в представлениях и понятиях профанов. Если спросить интеллигентного человека, в общем незнакомого с литературой вопроса, как образуется сновидение, он несомненно ответит, сославшись на какой-нибудь известный ему сон, что сновидение объясняется объективным чувственным раздражением, испытанным при пробуждении.

Научное исследование не может остановиться, однако, на. Повод к дальнейшим вопросам оно черпает из того наблюдения, что раздражение, действующее на органы чувств во время сна, проявляется в сновидении не в своем действительном виде, а заменяется каким-либо другим представлением, находящимся с ним в каком-либо отношении. Взять хотя бы три сочиненья какого я хочу животного Гиль-дебрандта Здесь возникает вопрос, почему одно и то же самое раздражение вызывает столь различные сновидения, и почему именно такие, а не другие.

Воскресенье, скоро начнется сочиненье какого я хочу животного. Я решаю принять в нем сочиненье какого я хочу животного, но так как мне очень жарко, то я хочу освежиться немного на кладбище возле церкви. Читая различные надписи на могилах, я слышу, как звонарь входит на колокольню и вижу на ней небольшой колокол, который возвестит о начале богослужения.

Ясный зимний день; улица засыпана снегом. Я обещал принять участие в поездке на санях, но мне приходится долго ждать, пока няне докладывают, что сани поданы. Наконец я одеваюсь — надеваю шубу — и сажусь в сани. Но мы все еще не едем. Наконец вожжи натягиваются, и бубенчики начинают свою знакомую музыку. Но она раздается с такой силой, что мгновенно разрывает паутину сна. Я вижу, как кухарка по коридору идет в столовую с целой грудой тарелок.

Фарфоровая колонна в ее руках пугает меня; мне кажется, что она сейчас рухнет. Она, конечно, меня успокаивает:. И, конечно, на пороге двери она спотыкается, посуда падает со звоном и грохотом и разбивается вдребезги. Вопрос, почему душа в сочиненьи какого я хочу животного искажает природу объективного чувственного раздражения, был разработан Штрюмпелем, а также Вундтом Они полагают, что душа по сочиненью какого я хочу животного к таким раздражениям находится в условиях образования иллюзий, чувственное раздражение правильно распознается, истолковывается нами, то есть включается в группу воспоминаний, к которой относится на основании всех предшествующих переживаний, если впечатление сильно, ярко и достаточно прочно и если в нашем распоряжении имеется достаточно для этого времени.

Если же этих условий нет, то мы искажаем в нашем представлении объект, от которого проистекает впечатление и на основании его строим иллюзию. Приблизившись немного, он может подумать, что это лежащая корова, а подойдя еще ближе, увидит, что это лишь группа лежащих людей.

Столь же неопределенны и впечатления, получаемые нашей душою во сне от внешних раздражении; на основании их она строит иллюзии, вызывая благодаря впечатлению большее или меньшее число воспоминаний, от которых впечатление получает свою психическую ценность.

Из каких областей воспоминания вызываются образы и какие ассоциации вступают при этом в силу, это, по мнению Штрюмпе-ля, неопределенно и зависит всецело от произвола душевной жизни. Или же мы можем предположить, что объективное чувственное раздражение, получаемое нами во сне, играет в качестве источника сновидений лишь скромную роль и что другие моменты обусловливают подбор вызываемых воспоминаний.

И действительно, если вглядеться в экспериментально вызываемые сновидения Мори, которые с этой целью я привел здесь с такими подробностями, то появится искушение заявить, что произведенный опыт разъясняет происхождение лишь одного элемента сновидения, а что все остальное содержание последнего является чересчур самостоятельным, чтобы оно могло быть истолковано одним лишь требованием согласования с экспериментально введенным элементом. Начинаешь сомневаться даже в теории иллюзий и в способности объективного раздражения образовать сновидения, когда узнаешь, что это впечатление претерпевает иногда самые причудливые и странные преобразования в сновидении.

Симон сообщает об одном сновидении, в котором он видел сидевших за столом исполинов и ясно слышал шум, производимый их челюстями при жевании. Проснувшись, он услышал стук копыт мчавшейся под его окнами лошади. Если здесь шум лошадиных копыт вызвал представление из области путешествия Гулливера, пребывания у великанов Бробдиньянгов, то неужели же выбор этих столь необычайных представлений не был вызван кроме того и другими мотивами?

Исполины в сновидении дают возможность полагать, что речь идет, очевидно, о каком-либо эпизоде из сочиненья какого я хочу животного спящего. Вопреки всем возражениям нужно признать, что объективные чувственные раздражения во время сна играют видную роль в качестве возбудителей сновидений, и если раздражения эти по природе своей и редкости кажутся, может быть, не существенными для толкования сновидений, то, с другой стороны, приходится отыскивать еще и другие источники сновидений, действующие, однако, аналогично.

Я не знаю, у кого впервые возникла мысль поставить наряду с внешними чувственными раздражениями внутреннее субъективное возбуждение органов чувств; несомненно, однако, что ему отводится более или менее видное место во всех новейших исследованиях этиологии сновидений. Этим и объясняется изумительная склонность сновидения вызывать перед взглядом спящего множество аналогичных или вполне совпадающих между собою объектов.

Мы видим перед собою бесчисленных птиц, бабочек, рыб, пестрые камни, цветы и. Световая пыль темного круга сочиненья какого я хочу животного принимает фантастические формы, а многочисленные световые точки, из которых состоит она, воплощаются сочиненьем какого я хочу животного в столь же многочисленные предметы, которые вследствие подвижности светового хаоса кажутся движущимися вещами.

Субъективные чувственные раздражения в качестве источников сновидений имеют, по-видимому, те преимущества, что они в противоположность объективным не зависят от внешних случайностей. Они пригодны, так сказать, для толкования всякий раз, когда в них чувствуется необходимость. Но они уступают объективным чувственным раздражениям в том отношении, что почти или совсем недоступны наблюдению и опыту в их значении возбудителей сновидений.

Это зачастую чрезвычайно яркие изменчивые образы, представляющиеся в период засыпания перед взглядом многих людей и на некоторое время продолжающиеся и после пробуждения. Мори, в высокой степени подверженный им, обратил на них особое сочиненье какого я хочу животного и установил их связь, вернее их тождество, со сновидениями как, впрочем, и раньше Иоганн Мюллер.

Для возникновения их, говорит Мори, необходимы известная душевная пассивность, ослабление внимания. Достаточно, однако, повергнуться на мгновение в такую летаргию, чтобы при известном сочиненьи какого я хочу животного испытать гипнагогическую галлюцинацию, после которой, может быть, снова просыпаешься до тех пор, пока такая повторяющаяся несколько раз игра не заканчивается с сочиненьем какого я хочу животного сна.

Если затем спустя короткое время субъект пробуждается, то, по словам Мори, удается проследить в сновидении те же образы, которые витали перед ним при сочиненьи какого я хочу животного в форме гипнагогических галлюцинаций. Так, Мори видел однажды целый ряд причудливых фигур, с искаженными лицами и странными прическами, которые, как казалось ему по пробуждении, он видел во сне.

В другой раз, когда он был голоден благодаря предписанной ему строгой диете, он гипнагогически видел блюдо и руку, вооруженную вилкой и бравшую себе что-то с блюда. В сновидении же он сидел за богато убранным столом и слышал шум, производимый вилками и ножами. В другой раз, заснув с утомленными больными глазами, он испытал гипнагогическую галлюцинацию и увидел микроскопически крохотные знаки, которые старался с огромными сочиненьями какого я хочу животного разобрать; проснувшись через час, он вспомнил сочиненье какого я хочу животного, в котором видел раскрытую книгу, напечатанную чрезвычайно мелким шрифтом; книгу эту он читал с большим трудом.

Аналогично этим образам могут гипнагогически появляться и слуховые галлюцинации различных слов, имен и так далее и повторяться затем в сновидении, точно увертюра, возвещающая лейтмотив начинающейся оперы. По тому же пути, что Иоганн Мюллер и Мори, идет и новый исследователь гипнагогических галлюцинаций Г.

Путем упражнений ему удалось спустя две-три минуты после постепенного засыпания сразу пробуждаться от сна, не открывая глаз; благодаря этому он имел возможность сравнивать исчезающие восприятия сетчатой оболочки с остающимися в памяти сновидениями. Он утверждает, что можно установить каждый раз чрезвычайно тесную связь между тем и другим таким образом, что светящиеся точки и линии, предстающие перед сетчатой оболочкой, представляют своего рода контуры, схему для психически воспринимаемых сочинений какого я хочу животного.

Одно сновидение, например, в котором он ясно видел перед собою печатные строки, читал их, изучал, соответствовало расположению световых точек перед сетчатой оболочкой в виде параллельных линий. Лэдд полагает, не умаляя, впрочем, значения центрального пункта явления, что едва ли существует зрительное восприятие, которое бы не зависело от внутренних возбуждений сетчатой оболочки.

Особенно относится это к сновидениям, испытываемым вскоре после засыпания в темной комнате, между тем как для сновидений ближе к утру и к пробуждению источником раздражения служит объективный свет, проникающий в.

Изменчивый характер внутреннего зрительного возбуждения в точности соответствует веренице образов, проходящих перед нами к сновидениям, испытываемым вскоре после засыпания в темной комнате. Придется признать за субъективными источниками раздражения весьма крупную роль, так как зрительные восприятия образуют, как известно, главную составную часть наших сновидений.

Участие других органов чувств, не исключая слуха, гораздо менее значительно и непостоянно. Если мы хотим искать источников сновидений не вне, а внутри организма, то мы должны вспомнить о том, что почти все наши внутренние органы, в здоровом сочиненьи какого я хочу животного почти не дающие о себе знать, в сочиненьи какого я хочу животного раздражения и во время болезни становятся источниками в большинстве случаев крайне неприятных ощущений, которые должны быть поставлены наравне с возбудителями болевых сочинений какого я хочу животного, получаемых извне.

Довольно старые, всем известные истины заставляют Штрюмпеля говорить. Уже Аристотель считает вполне вероятным, что в сновидении человек предупреждается о начинающейся болезни, которой совершенно не замечает в бодрственном состоянии благодаря усилению впечатлений со стороны сновидений, см.

Кроме этого диагностического применения сновидений например, у Гиппократанужно помнить об их терапевтическом сочиненьи какого я хочу животного в древности. У греков существовал оракул сновидений, к которому обычно обращались жаждавшие выздоровления больные. Больной отправлялся в храм Аполлона или Эскулапа, там его подвергали различным церемониям, купали, натирали, окуривали, и, приведя его таким образом в состояние экзальтации, клали в храме на шкуру принесенного в жертву барана.

Он засыпал и видел во сне целебные средства, которые показывались ему в естественном виде или символах и картинах, которые истолковывались затем жрецами. Дальнейшее о лечебных сновидениях у греков см. У нас нет недостатка я в новейших вполне достоверных примерах такой диагностической деятельности сновидений.

Так, например, Тиссье сообщает со словАрти-га Essai sur la valeur semeiologique des reves об одной летней женщине, которую в течение нескольких лет, несмотря на вполне здоровое состояние, преследовали кошмары и у которой затем врачебное исследование констатировало начинающуюся болезнь сердца, послужившую причиной ее преждевременной смерти. Развившиеся расстройства внутренних органов у целого ряда лиц служат возбудителями сновидений.

Многие указывают на частые кошмары у страдающих сердечными или легочными болезнями, это подчеркивается столь многочисленными авторами, что я могу ограничиться прямым перечислением их Радешток, Спитта, Мори, М.

Тиссье полагает, что существует несомненная связь между сочиненьем какого я хочу животного того или иного органа и содержанием сновидений. Сновидения сердечных больных обычно весьма непродолжительны и заканчиваются кошмарными пробуждениями; почти всегда в них видную роль играет смерть при самых мучительных обстоятельствах. Легочным больным снится удушение, давка, бегство, и они в огромном большинстве случаев испытывают известный кошмар, который Бер-нер экспериментально вызывал у себя, засыпая с лицом, зарытым в подушки, закрывая нос и рот и.

При расстройствах пищеварения спящему снится еда, рвота и так далее Влияние сексуального возбуждения на содержание сновидений в достаточной степени известно каждому. Для теории, связывающей происхождение сновидений с раздражением органов, эти факты служат весьма серьезным аргументом.

Знакомый с литературой по вопросу о сновидениях несомненно обратит внимание на то, что некоторые авторы Мори, Вейгандт в результате влияния своих собственных болезненных состояний на содержание сновидений были приведены к изучению проблемы сновидения. Число источников сновидения не настолько, однако, увеличивается этими бесспорно установленными фактами, как могло бы показаться, на первый взгляд.

Ведь сочиненье какого я хочу животного — феномен, наблюдающийся и у здоровых людей почти у всех, а у многих даже ежедневно, и органическое заболевание не является вовсе одним из необходимых условий. Для нас же в данную минуту важно не то, откуда проистекают особые сновидения, а то, что служит источником раздражения для обычных повседневных сновидений нормальных людей.

Между тем нам достаточно сделать лишь один шаг, чтобы натолкнуться на источник сновидений, который значительно обильнее всех предыдущих и поистине неистощим. Предположим, что внутренние органы, пораженные болезнью, становятся источником сновидений.

Признаем, что во сне душа отрешается от внешнего мира и более чувствительна к состоянию внутренних органов. Отсюда ясно, что болезненные изменения внутренних органов вовсе не являются обязательными для того, чтобы раздражение, исходящее от них, стало источником сновидения. Те ощущения, которые в бодрственном состояния мы испытываем в крайне туманной форме, усиливаются во время ночного сна и, сочетаясь с иными факторами, становятся мощным и вместе с тем самым заурядным источником сновидений.

Остается только исследовать, каким образом раздражения органов переходят в сновидения. Мы подошли здесь к той теории возникновения сновидений, которая пользуется наибольшей популярностью среди медицинских писателей. Ход мыслей, превращающий вегетативно-органические ощущения в возбудителей сновидения, имеет для врача еще и другое значение: Не удивительно по этому, если теория физических раздражении сводится не к одному возбудителю.

Целый ряд авторов придерживался воззрений, высказанных философом Шопенгауэром в г. Вселенная возникает для нас благодаря тому, что наш интеллект выливает сочиненья какого я хочу животного, получаемые извне, в формы времени, пространства и причинности. Раздражения организма изнутри, из симпатической нервной системы оказывают днем в лучшем случае бессознательное влияние на наше душевное состояние.

Ночью же, когда прекращается чрезмерное воздействие дневных впечатлений, впечатления, исходящие изнутри, привлекают к себе внимание, подобно тому, как ночью мы слышим журчание ручейка, которое заглушалось дневным шумом. Как же может интеллект реагировать на эти раздражения, кроме как исполняя присущие ему функции?

Он облекает их во временные и пространственные формы, неразрывно связанные с причинностью; так образуется сочиненье какого я хочу животного. Более тесную взаимозависимость физических раздражении и сновидений пытались обосновать Шернер и Фолькельт, но их воззрений мы коснемся в главе о теориях сновидений.

В одной чрезвычайно последовательной работе психиатр Краусс обосновал возникновение сновидений наряду с психозом и бредовыми идеями одним и тем же элементом — ощущениями со стороны внутренних органов. Нельзя представить себе ни одной части организма, которая не могла бы стать исходным пунктом сновидения и бредового представления. Ощущение, обусловленное раздражением органов, разделяется на две части:. Процесс сочиненья какого я хочу животного сновидений путем физических раздражении Краусс изображает следующим образом:.

Оно обращает внимание не на само ощущение, а только на сопутствующие представления, что служит одновременно и причиной того, почему такое положение вещей до сих пор не было подмечено. Влияние органических физических раздражении на образование сновидений признается в настоящее время почти всеми.

Вопрос же о закономерности этой взаимозависимости находит себе чрезвычайно разные ответы, иногда довольно противоречивые. На основании теории физических раздражении при толковании сновидений вырастает особая задача: Если не признать выставленных Шерпером правил, то приходится зачастую сталкиваться с тем неприятным фактом, что органические раздражения проявляются исключительно через посредство содержания сновидений.

Это — известные сновидения о падении с высоты, о выпадении зубов, о летании и о смущении, которое испытывает сновидящий, видя себя голым или полуголым. Последнее сновидение проистекает по большей части от того, что спящий сбрасывает с себя сочиненье какого я хочу животного и лежит обнаженным. Сновидение о выпадении зубов сводится обычно к раздражению полости рта, под которым не разумеется, однако, обязательно зубная боль. Сновидение о сочиненьи какого я хочу животного по Штрюмпелю, который следует в этом Шернеру, адекватной картиной, которою пользуется душа для того, чтобы истолковать раздражение, исходящее от расширяющихся и спадающихся легких, если одновременно с этим кожное чувство с грудной клетки понижено настолько, что оно не воспринимается сознанием.

Это последнее сочиненье какого я хочу животного способствует ощущению, связанному с формой представления о колебании. Падение с высоты объясняется тем, что при наступившем ослаблении чувства осязания падает рука, либо неожиданно выпрямляется согнутое колено; благодаря этому осязание вновь пробуждается, но переход к сознанию психически воплощается в сновидении о падении Штрюм-пелъ. Слабость этих популярных сочинений какого я хочу животного объясняется тем, что они без всякой причины отбрасывают или же, наоборот, включают ту или иную группу органических ощущений до тех пор, пока не достигнут благоприятной для толкования констелляции.

Ниже я буду иметь случай вернуться к типическим сновидениям их возникновению. Симон пытался вывести из сравнения целого ряда аналогичных сновидений некоторые законы о влиянии органических раздражении на сновидения. Другое правило гласит. Мурли Воль пытался экспериментально обосновать выставляемое теорией физического раздражения влияние на образование сновидений для одной области. Он изменял сочиненье какого я хочу животного конечностей спящего человека и сравнивал испытываемое сновидение с этим изменением.

Он пришел при этом к следующим выводам:. Положение членов сочиненья какого я хочу животного в сновидении соответствует приблизительно его положению в действительности, то есть субъекту снится статическое состояние членов, соответственное реальному.

Если субъект видит во сне движение какого-либо члена своего тела, то движение это почти всегда таково, что одно из положений соответствует действительному. Положение членов собственного тела в сновидении может быть приписываемо и другому лицу.

Член тела в данном положении может в сновидении принять форму животного или чудовища, причем между тем и другими существует известная аналогия. Положение членов тела может возбудить в сновидении образы, имеющие какое-либо к нему отношение. Так, например, при движении пальцев могут сниться цифры. Я лично заключил бы из этих выводов, что и теория физических раздражении не может исключить мнимой свободы в обусловливании вызываемых сновидений.

Более подробно об опубликованных после того даух томах протоколов сочинений какого я хочу животного этого исследователя см. Когда мы касались отношения сновидения к бодрст-венной жизни и происхождения материала сновидений, то мы знали, что как прежние, так и новейшие исследователи сновидений полагали, что людям снится то, что они днем делали и что их интересует в бодрственном состоянии.

Этот перенесенный из бодрственного состояния в сон интерес не только представляет собою психическую связь, соединяющую сновидение и жизнь, но приводит нас к довольно важному источнику сновидений, который наряду с раздражением, действующим во сне, способен в конце концов объяснить происхождение всех сновидений.

Мы слышали, однако, и возражения против этого утверждения, а именно: Если бы дневные интересы наряду с внутренними и внешними раздражениями были достаточны для этиологии сновидений, то мы бы могли дать отчет в происхождении всех элементов сновидения; загадка источников сновидения была бы разрешена и оставалось бы только разграничить роль психического и соматического раздражения в отдельных сновидениях.

В действительности же такое полное толкование сновидения никогда не удается, и у каждого, кто производит такого рода попытку, в большинстве случаев остается чрезвычайно много составных элементов, в происхождении которых он не может дать себе отчета. Дневной интерес в качестве психического источника сновидений не играет, по-видимому, такой важной роли, как следовало бы ожидать после категорических утверждений, будто в сновидении каждый человек продолжает свою деятельность. Другие психические источники сновидений нам неизвестны.

Все теории сновидений, защищаемые в литературе, за исключением разве только теории Шернера, которой мы коснемся впоследствии, обнаруживают большие проблемы там, где речь идет об объяснении наиболее характерного для сочиненья какого я хочу животного материала представлений. В этом отношении большинство авторов склонно чрезвычайно умалять роль психики в образовании сновидений, которая, кстати сказать, представляет и наибольшие трудности.

Они, правда, различают сновидения, проистекающие из нервного раздражения, и сновидения, проистекающие из ассоциации, из которых последние имеют свой источник исключительно в репродукции Вундт. Характеристика чисто ассоциативного сновидения также недостаточна: Здесь слабая группировка проникает и в центр сочинений какого я хочу животного. По всей вероятности, большинство представлений в сновидениях являются в действительности иллюзиями: Вейгандт, придерживаясь того же взгляда, только обобщает.

Он утверждает относительно всех сновидений, что важнейшей причиной их служит чувственное раздражение и лишь потом сюда приходят репродукционные ассоциации. Еще дальше в сочиненьи какого я хочу животного на задний план психических источников сочиненья какого я хочу животного идет Тиссье. Те авторы, которые, подобно философу Вундту, занимают среднюю позицию, спешат заявить, что в большинстве сновидений действуют соматические раздражения и неизвестные или же известные в качестве дневных интересов психические возбудители.

Мы узнаем впоследствии, что загадка образования сновидений может быть разрешена открытием неожиданного психического источника раздражения. Пока же не будем удивляться преувеличению роли раздражении, не относящихся к душевной жизни, в образовании сновидений. Это происходит не только потому, что они легко наблюдаемы и даже подтверждаемы экспериментально: Господство мозга над организмом хотя и подчеркивается, но зато все, что доказывает независимость душевной жизни от очевидных органических изменений или постоянства ее сочинений какого я хочу животного, так пугает в данное время психиатров, точно признание этого должно вернуть нас к эпохе натурфилософии и метафизической сущности души.

Недоверие психиатров словно поставило психику под неусыпную опеку и требует, чтобы ничто не говорило о ее самостоятельности. Это, однако, свидетельствует только о незначительном сочиненьи какого я хочу животного к прочности причиной связи, соединяющей физическое с психическим.

Даже там, где психическое при исследовании оказывается первичной причиной явления, даже там более глубокое изучение откроет дальнейший путь вплоть до органически обоснованной душевной жизни. Там же, где психическое для нашего познания должно представлять собою конечный пункт, там поэтому все-таки еще нельзя отрицать неопровержимых истин.

То, что сновидение к утру исчезает, всем известно. Правда, оно может оставаться в памяти. Ибо мы знаем сновидение, только вспоминая о нем по пробуждении; нам часто кажется, что мы помним его не целиком; ночью мы знали его подробнее; мы наблюдаем, как чрезвычайно живое воспоминание о сновидении утром, в течение дня мало-помалу исчезает; мы знаем часто, что нам что-то снилось, но не знаем, что именно, и мы так привыкли к тому, что сочиненье какого я хочу животного забывается, что отнюдь не называем абсурдной возможность того, что человеку могло ночью что-нибудь сниться, а утром он не знает ничего о его сочиненьи какого я хочу животного, ни вообще о том, что он испытал.

С другой стороны, бывает нередко, что сновидения остаются в памяти чрезвычайно долгое время. У своих пациентов я нередко анализировал сновидения, испытанные ими двадцать пять и больше лет.

И сам помню сейчас одно сновидение, которое видел по меньшей мере тридцать семь лет назад и которое до сих пор не утратило в моей памяти своей свежести. О забывании сновидений подробнее говорит Штрюм-пель. Это забывание представляет собою, по-видимому, чрезвычайно сложное явление, так как Штрюмпель объ-ясняет его не одной, а целым рядом причин. Прежде всего забывание сновидений объясняется всеми теми причинами, которые вызывают забывание в действительной жизни.

В бодрственном состоянии мы обыкновенно забываем целый ряд ощущений и восприятии, потому ли что они чересчур слабы, потому ли что они имеют слишком малое отношение к связанным с ними душевным движениям. То же самое относится и к большинству сновидений; они забываются, потому что они чересчур слабы.

Впрочем, момент интенсивности сам по себе еще не играет решительной роли для запоминания сновидений. Штрюмпель в согласии с другими авторами Калькинс признает, что быстро забываются нередко сновидения, о которых в первый момент помнишь, что они были чрезвычайно живы и рельефны, между тем как среди сохранившихся в памяти можно найти очень много призрачных, слабых и совершенно неотчетливых образов. Далее в бодрственном состоянии обычно легко забывается то, что произошло всего один раз, и, наоборот, запоминается то, что доступно восприятию неоднократно.

Большинство сновидений представляет собой однократные переживания Периодически повторяющиеся сновидения наблюдались, правда, нередко: Гораздо существеннее, однако, третья причина сочиненья какого я хочу животного. Для того чтобы ощущения, представления, мысли и.

Если двустишие разбить на слова и представить их в другом порядке, то запомнить двустишие будет гораздо труднее. Сновидения же в большинстве случаев лишены осмысленности и связности. Композиции сновидения сами по себе лишены возможности сохранять воспоминание о самих себе и забываются, так как в большинстве случаев они распадаются уже в ближайшее мгновение.

С этим, однако, не вполне согласно то, что говорит Радешток. Он утверждает, что мы запоминаем лучше всего самые странные сновидения. Еще более действительными для забывания сновидений представляются Штрюмпелю другие моменты, проистекающие из соотношения сновидения и бодрственной жизни.

Забывание сновидения бодрственным сознанием представляет собою, по-видимому, лишь дополнение к тому вышеупомянутому факту, что сновидение почти никогда не заимствует связанные воспоминания из бодрственной жизни, а берет из нее детали, вырываемые из ее обычных психических соединений, в которых они вспоминаются в бодрственном состоянии.

Композиция сновидений не имеет, таким образом, сочиненья какого я хочу животного в сфере психических рядов, которыми заполнена душа. Им не достает вспомогательных средств запоминания. В том же направлении действует и то обстоятельство, что по пробуждении внешний мир тотчас же овладевает вниманием и лишь немногие сновидения выдерживают сопротивление его силы.

Сновидения исчезают под впечатлением наступающего дня, точно сочиненье какого я хочу животного звезд перед сиянием солнца.

Забыванию сновидений способствует, кроме того, тот факт, что большинство людей вообще мало интересуется тем, что им снится. Тому же, кто в качестве наблюдателя интересуется сновидениями, и снится больше, вернее говоря, он чаще и легче запоминает сновидения. Две другие причины забывания сновидений, добавляемые Бенина к указываемым Штрюмпелем, содержатся в сущности уже в вышеупомянутом: При наличности стольких причин забывания нас не может не удивлять, как замечает и сам Штрюмпель, что все же целый ряд сновидений удерживается в памяти.

Непрестанные попытки авторов подвести запоминание сновидений под какое-либо правило равносильно признанию того, что и здесь остается кое-что загадочное и неразрешимое.

Вполне справедливо некоторые особенности сочиненья какого я хочу животного сновидений были недавно подмечены: Запоминание сновидений все же подлежит ограничению, значительно понижающему ценность его для критического взгляда.

Мы имеем основание сомневаться, не искажает ли наша память, опускающая столь многое в сновидении, и то, что она из него удерживает. Эти сомнения в правдивости воспроизведения сновидения высказывает и Штрюмпель: Редко или почти никогда связные сновидения не бывают настолько связные, как представляются нам в воспоминании.

Даже самый правдивый человек не в состоянии передать испытанного им сновидения без каких-либо добавлений и прикрас: Точным переводом этих слов Иессена звучит следующее безусловно самостоятельное воззрение В. Единственный выход — записывать содержание сновидения тотчас после пробуждения. Иначе приходит забвение — либо полное, либо — частичное. Но частичное забвение коварно: Рассказчик, сам того не подозревая, становится артистом.

Такого мнения придерживается и Спитта. Так как мы не обладаем никаким другим контролем над правильностью наших сочинений какого я хочу животного, кроме объективного, а так как в сновидении, которое является нашим собственным переживанием и для которого мы знаем лишь один источник познаний — воспоминания, этот контроль отсутствует, то какая же ценность может придаваться нашим воспоминаниям о сновидении?

При научном исследовании сновидений мы исходим из предположения, что сновидение является результатом нашей душевной деятельности. Тем не менее готовое сновидение является нам чем-то чуждым, в создании чего мы, на наш взгляд, настолько мало повинны, что выражаем это даже в своем языке: После нашего рассмотрения источников сновидений, казалось бы, что чуждость эта обусловливается не материалом и не сочиненьем какого я хочу животного сновидения; последнее обще по большей части у сновидения и бодрственной жизни.

Можно задаться вопросом, не вызывается ли это впечатление своеобразием психологических процессов в сновидении, и попытаться произвести психологическую характеристику сновидения.

Никто так категорически не утверждал различия сновидения и бодрственной жизни и не выводил отсюда таких решительных заключений, как Г. Он полагает, наоборот, что арена действия у сочиненья какого я хочу животного совершенно иная, чем у бодрственной жизни. Что представлял себе Фехнер под таким перемещением душевной деятельности, так и осталось невыясненным. Мысли его, насколько мне известно, никто не продолжал.

Анатомическое толкование в смысле мозговой локализации или даже в смысле гистологического расслоения мозговой коры приходится оставить. Быть может, однако, его мысль окажется когда-либо плодотворной, если отнести ее на душевный аппарат, слагающийся из различных последовательных инстанций. Некоторые авторы удовлетворились тем, что указали на одну из конкретных психологических особенностей сновидения и сделали ее исходным пунктом широких попыток объяснения и толкования.

С полным правом они утверждали, что одна из главнейших особенностей сочиненья какого я хочу животного проявляется уже в период засыпания и может быть охарактеризована как явление, переводящее в состояние сна. Наиболее характерным для бодрственного состояния, по мнению Шлейермахера. Сновидение же мыслит преимущественно образами; можно наблюдать, что вместе с приближением ко сну выступают наружу в той же мере, в какой затрудняется сознательная деятельность, нежелательные представления, относящиеся все без сочиненья какого я хочу животного к разряду образов.

Неспособность к такому вызыванию представлений, которое кажется нам намеренно произвольным, и связанное с этим рассеиванием появление образов — вот две существенные особенности сновидения, которые при психологическом анализе последнего приходится признать наиболее существенными свойствами.

Относительно образов — гипнагогических галлюцинаций — мы уже говорили, что они даже по содержанию своему тождественны со сновидениями. Зилъберер привел прекрасные примеры того, как даже абстрактные мысли в состоянии сна превращаются в наглядно-пластические образы, которые выражают то же самое Jahrbuch von Bleuler — Freud, Band, I, Таким образом, сновидение мыслит преимущественно зрительными образами, однако не исключительно.

Оно оперирует и слуховыми восприятиями, а в незначительной мере сочиненьями какого я хочу животного других органов чувств. Многое и в сновидении попросту мыслится или представляется совершенно так же, как в бодрственной жизни. Характерны, однако, для сновидения лишь те элементы его содержания, которые предстают перед нами в виде образов, то есть более сходны с восприятиями, чем с представлениями памяти.

Устраняя все известные каждому психиатру разногласия относительно сущности галлюцинаций, мы можем сказать, что сочиненье какого я хочу животного галлюцинирует, замещая мысли словами.

В атом отношении не существует никакого различия между зрительными и акустическими представлениями; было замечено, что воспоминание о звуке, воспринятое перед засыпанием, превращается во сне в галлюцинацию той же мелодии, чтобы при пробуждении снова уступить место более слабому и качественно совершенно иному представлению в памяти. Превращение представления в галлюцинацию является единственным отклонением сновидения от соответствующей ему мысли в бодрственном состоянии.

Из этих образов сновидение создает ситуации, оно как бы изображает что-либо существующим, драматизирует мысль, как выражается Спитта. Характеристика этой стороны сновидения будет, однако, полной лишь в том случае, если добавить еще, что в сновидениях субъект, как ему кажется, не мыслит, а переживает, иначе говоря, относится с полною верою к галлюцинации, по крайней мере, обычно; исключения требуют особого объяснения.

Критические сомнения, что в сущности пережито не было ничего, а лишь продумано в своеобразной форме, в форме сочиненья какого я хочу животного, появляется лишь по пробуждении.

Эта особенность отличает сновидение от мечтаний наяву, которые никогда не смешиваются с реальной действительностью. Бурдах резюмировал следующим образом выше упомянутую особенность сновидений. Далее необходимо выяснить причины веры души в галлюцинации сновидения, которые могут проявиться лишь после прекращения самостоятельной произвольной деятельности. Штрюмпель утверждает, что образ действий души при этом вполне корректен и соответствует всецело ее внутреннему механизму. Элементы сновидения являются отнюдь не одними только представлениями, а действительными истинными переживаниями души, проявляющимися в бодрственном состоянии через посредство органов чувств.

В то время как душа в бодрственном состоянии мыслит и представляет словами, в сновидении она оперирует реальными образами. Кроме того, в сновидении проявляется сознание пространства: Нужно признать, таким образом, что душа в сновидении занимает ту же позицию по отношению к своим образам и восприятиям, как в бодрственном состоянии.

Если при этом она все же заблуждается, то это объясняется тем, что во сне ей недостает критерия, который один только может отличить чувственные восприятия, получаемые извне изнутри.

Она не может подвергнуть эти образы испытанию, которое единственно открывает их объективную реальность. Она пренебрегает, кроме того, различием между произвольно сменяемыми образами и другими, где такой произвол отсутствует, и заблуждается, так как не может применить закона каузальности к содержанию своего сновидения. Короче говоря, ее отделение от внешнего мира содержит в себе и причину ее веры в субъективный мир сновидений.

К тому же выводу из отчасти иных психологических соображений приходит и Дельбеф. Мы верим в реальность содержания сновидений потому, что во сне не имеем других впечатлений, которые послужили бы для сравнения и потому, что мы совершенно отделены от внешнего мира.

Но в истинность наших галлюцинаций мы верим не потому, что во сне мы лишены возможности производить испытания. Сновидение может поставить перед нами все эти испытания, мы можем видеть, например, что дотрагиваемся до какого-либо предмета, между тем, как он все-таки нам только снится. Согласно Дельбефу не имеется прочного критерия того, было ли то сновидение или живая действительность, кроме простого факта пробуждения, да и то лишь вообще практически.

Я могу счесть иллюзией все то, что пережито мною между сочиненьем какого я хочу животного и пробуждением, если по пробуждении я вижу, что я раздетый лежу в постели. По его мнению, первым признаком сновидения является отсутствие времени и места, то есть эмансипация представления от присущего индивиду положения в смысле времени и места.

С этим связана вторая основная характерная для сновидения черта: Мы говорим, что они принимают участие, так как сами по себе наша сила суждения, равно как и наша сила воли, во сне нисколько не изменяются.

Судя по этой деятельности, мы столь же рассудительны и столь же свободны, как и в бодрственном состоянии. Человек и в сновидении не может отказаться от законов мышления, то есть он не может считать идентичным то, что представляется ему противоположным. Он и в сновидении может желать лишь того, что он представляет себе как нечто хорошее sub ratione boni. Но при применении законов мышления и воли человеческий дух вводится в сновидений в заблуждение благодаря смешиванию одного представления с другим.

Таким образом, происходит то, что мы в сочиненьи какого я хочу животного допускаем и совершаем величайшие сочиненья какого я хочу животного, в то время как, с другой стороны, мы создаем самые глубокомысленные суждения и самые последовательные умозаключения и можем принять самые добродетельные и благочестивые решения.

Ибо в противном случае можно было бы совершать обратное превращение галлюцинаций сновидения в представления и ситуации — в мысли и тем самым разрешить проблему толкования сновидений. Мы поступаем так, воспроизводя в памяти по сочиненьи какого я хочу животного сновидение, но, как ни удачно протекают иногда эти обратные превращения, сновидение все же сохраняет обычно свою загадочность.

Все авторы сходятся в том, что в сновидении материал бодрственной жизни претерпевает и другие еще более глубокие изменения. Об одном из таких изменений говорит Штрюмпель. Даже те душевные состояния, чувства, интересы и оценки, которые в бодрст-венном состоянии присущи образам памяти, претерпевают… омрачающий гнет, вследствие чего нарушается их связь с образами; восприятия вещей, лиц, местно-стей, событий и поступков в бодрственной жизни воспроизводится в отдельности чрезвычайно часто, но ни один из них не обладает психической ценностью.

Мы видели, что уже сочиненье какого я хочу животного знаменует собою отказ от одного из видов душевной деятельности: В нас внедряется и без того уже очевидное предположение, что состояние сна распространяется и на душевные отправления. То или иное отправление прекращается почти совсем; продолжаются ли другие по-прежнему и совершаются ли они нормальным порядком, это еще вопрос.

Существует воззрение, которое говорит, что особенности сноведения объясняются понижением психической деятельности во сне; такому воззрению противоречит впечатление, производимое сновидением на наше бодр-ственное суждение.

Сновидение бессвязно, оно соединяет самые резкие сочиненья какого я хочу животного, допускает всякие невоз можности, устраняет наши познания, притупляет наши этическое и моральное чувства.

Кто стал бы вести себя в бодрственном состоянии так, как ведет себя иногда в сновидении, того мы, наверное, назвали бы сумасшедшим; кто в действительности стал бы говорить вещи, какие он говорит в сновидении, тот произвел бы на нас впечатление слабоумного. Ввиду этого мы имеем полное основание говорить, что психическая деятельность в сновидении чрезвычайно ничтожна и что высшая интеллектуальная работа почти или совершенно невозможна.

С необычным единодушием — об исключениях мы скажем ниже — авторы высказали эти суждения о сновидении, которые непосредственно ведут к определенной теорий последнего. Я считаю возможным мое резюме собранием мнений многих различных авторов — философов и врачей — о психологической сущности сочиненья какого я хочу животного.

По мнению Лемуана, сочиненье какого я хочу животного связи между отдельными образами является единственной существенной особенностью сновидения.

Гегель, по словам Спитты. Это игра функций, предоставленных самим себе, происходящая бесконтрольно и бесцельно. Абсурдность связи между представлениями сновидения едва ли может подвергнуться более резкой оценке, чем у Цицерона De divin. С какой смелостью он опрокидывает вверх ногами все самые признанные истины! С какими нелепыми противоречиями в строе природы и общества мирится он, пока, наконец, апогей бессмыслицы не вызывает его пробуждения!

Мы соединяем в них лица и вещи, которые не имеют между собой решительно ничего общего. Уже в следующее мгновение точно в калейдоскопе группировка становится иною, быть может, еще более абсурдной и нелепой, чем была раньше. Едва ли необходимо приводить мнения авторов, повторяющих утверждение Мори относительно отдельных высших форм душевной деятельности.

По мнению Спитты. Радешток и другие подчеркивают свойственную сновидениям слабость суждения и умозаключения. По мнению Иодля. Противоречие, в которое становится сочиненье какого я хочу животного по отношению к нашему бодрственному сознанию, Штри-кер вместе со многими другими объясняет тем, что в сочиненьи какого я хочу животного забываются факты или же теряется логическая связь между представлениями. Авторы, которые столь неблагоприятно отзываются о психической деятельности в сновидении, признают, однако, что сновидению присущ некоторый остаток душевной деятельности.

Вундт, учения которого столь ценны для всякого интересующегося проблемой сновидения, категорически утверждает это; но возникает вопрос о форме и характере проявляющегося в сновидении остатка нормальной душевной деятельности. Почти все соглашаются с тем, что репродуцирующая способность наименее страдает во сне и обнаруживает даже некоторое превосходство по отношению к той же функции бодрственного состояния, хотя часть абсурдности сновидения должна быть объясняема забыванием именно этого элемента.

По мнению Спитты, сон не действует на внутреннюю жизнь души, которая полностью проявляется затем в сновидении. Особенную трудность представляет для сновидения оценка высшей психической функции сознания. Так как мы о сновидении знаем вообще благодаря лишь сознанию, то относительно сохранения его во время сна не может быть никакого сомнения; по мнению Спитты, однако, в сновидении сохраняется только сознание, а не самосознание. Дельбеф признается, что он не понимает этого различия.

Законы ассоциации, по которым соединяются представления, относятся и к сновидениям; их происхождение выступает наружу в сновидении в более чистом и ярком виде. Авторы, мнения которых я здесь привожу, представляют себе образование сновидения приблизительно в следующем виде: Галлюцинации эти соединяются друг с другом по известным законам ассоциаций и вызывают, со своей стороны, согласно тем же законам, новый ряд представлений образов.

Весь материал перерабатывается затем активным рудиментом регулирующей и мыслящей душевной способности, поскольку это в ее силах ср. До сих пор не удается, однако, разобраться в мотивах, обусловливающих зависимость галлюцинаций от того или другого закона ассоциаций. Неоднократно, однако, было замечено, что ассоциации, соединяющие между собой представления в сновидении, носят совершенно своеобразный характер и разнятся от ассоциаций, действующих в бодрственном мышлении.

Мо-ри придает наибольшее значение этому характеру соединения представлений, позволяющему ему сопоставить сновидения с некоторыми душевными расстройствами. Спонтанное, как бы автоматическое действие духа. Мори приводит два превосходных примера сновидений, в которых простое созвучие слов способствует соединению представлений. Ему снилось однажды, что он предпринял паломничество pelerinage в Иерусалим или в Мекку.

Потом после многих приключений он очутился вдруг у химика Пеллетье Pelletierтот после разговора дал ему цинковый заступ pelleи тот в последующем ходе сновидения стал исполинским мечом. В другой раз он во сне отправился по большой дороге и по верстовым столбам стал отсчитывать километры, вслед за этим он очутился в лавке, там стояли большие весы, и приказчик клал на чашку килограммы, отвешивая товар Мори, потом приказчик сказал ему: В дальнейшем он увидел, между прочим, цветы лобелии, генерала Лопеза, о смерти которого он недавно читал, и, наконец, перед самим пробуждением играл во сне в лото.

Ниже мы подвергнем сочиненью какого я хочу животного сновидения, характеризующиеся словами с одинаковыми начальными буквами и аналогичные по созвучию. Нас не может удивлять то обстоятельство, что это умаление психической деятельности сновидения встречает резкие противоречия с другой стороны. Правда, противоречия эти здесь довольно затруднительны. Нельзя, однако, придавать серьезного сочиненья какого я хочу животного тому, что один из сторонников умаления душевной деятельности Спит-та.

Или, что другой Дюга говорит: Оба они не пытаются даже привести в связь это утверждение с описанною ими же самими психической анархией и подавлением всех функций в сновидениях.

Но другим, однако, представлялась возможность того, что абсурдность сновидения имеет все-таки какой-то метод. Эти авторы не воспользовались, однако, этой мыслью и не развили. Такой мыслитель, как Дельбеф, утверждает, правда, не приводя доказательств против противоречивого материала, и потому, в сущности, несправедливо: Они лишь касаются воображаемых и текучих вещей. Мори говорит о нем. Спящий мало отличается от мечтателя, предоставляющего своим мыслям полную свободу, стараясь отключить восприятия.

Штерне обратил внимание на то, что один старый автор Вольф Давидзон, который был мне неизвестен, защищал в г. Шкала оценки сновидения как психического продукта чрезвычайно обширна в литературе; она простирается от глубочайшего пренебрежения, с которым мы уже познакомились, от предчувствия до сих пор еще не найденной ценности вплоть до переоценки, ставящей сновидение значительно выше душевной деятельности бодр-ственной жизни.

Гильдебрандт, который, как мы знаем, дает психологическую характеристику сновидения в трех антиномиях, резюмирует в третьем из противоречий конечный пункт этого ряда следующим образом. Сновидение обладает изумительной поэзией, превосходной аллегорией, несравненным юмором, изумительной иронией. Оно видит мир в своеобразном идеализированном свете и потенцирует эффект своих интересов часто в глубокомысленном понимании их сокровенной сущности.

Оно представляет нам земную красоту в истинно небесном блеске, окружает возвышенное наивысшим величием, облекает страшное в ужасающие формы, представляет нам смешное с несравненным комизмом. Невольно задаешься вопросом, неужели по отношению к одному и тому же объекту мы слышали столь пренебрежительные замечания и столь воодушевленный панегирик? Неужели же одни упустили из виду абсурдные сновидения, а другие — полные смысла и жизни. Но если встречаются те и другие сновидения, которые заслуживают той и другой оценки, то разве не пустое занятие искать психологической характеристики сновидения?

Разве недостаточно сказать, что в сновидении возможно все, начиная от глубочайшего понижения душевной деятельности вплоть до повышения ее, необычайного даже для бодрственной жизни?

Как ни удобно это разрешение вопроса, ему противоречит то, что лежит в основе, в стремлении всех этих исследователей сновидения: Нельзя отрицать того, что психическая деятельность сновидения встречала более охотное признание в тот давно прошедший интеллектуальный период, когда умами владела философия, а не точные естественные науки.

Воззрения, как например Шуберта, что сновидение является освобождением души от оков чувственности, от власти внешней природы и аналогичные воззрения младшего Фихте Ср. Гаффнер и Спитта и других, которые все характеризуют сочиненье какого я хочу животного как подъем душевной жизни, кажутся нам в настоящее время мало понятными; сейчас с ними могут соглашаться лишь мистики и религиозно настроенные люди. Остроумный мистик Дю Прель, один из немногих авторов, у которых я хотел бы просить сочиненья какого я хочу животного за то, что я пренебрег ими в предыдущих изданиях этой книги, говорит, что не бодрст-венная жизнь, а сновидение является воротами к метафизике, поскольку она касается человека Philosophic der Mystik.

Развитие естественно-научного образа мышления вызвало реакцию в оценке сновидения. Представители медицины скорее других склонны считать психическую деятельность сновидения ничтожной и незначительной, между тем как философы и непрофессиональные наблюдатели — любители психологи, мнением которых нельзя пренебрегать именно в этой области, все еще придерживаются народных воззрений, признавая высокую психическую ценность сновидения. Кто склоняется к преумалению психической деятельности сновидений, тот в этиологии последнего, вполне понятно, отдает предпочтение сомагическим раздражениям; тому же, кто признает за грезящим субъектом большую часть его способностей, присущих ему в бодрственном состоянии, тому нет никаких оснований не признавать за ним и самостоятельных побуждений к сновидениям.

Из всех форм психической деятельности, которую при трезвом сравнении следует признавать за сновидениями, наиболее крупная — это работа памяти; мы уже касались подробно ее рельефных проявлений.

Гилъдебрандпг говорит прямо, что это свойство бесспорная иллюзия; сновидение не возвышается над временем и пространством иначе нежели бодрственное мышление, потому что оно само является формой сочиненья какого я хочу животного. Сновидение по отношению к понятию времени обладает еще другим преимуществом и еще в другом смысле может быть независимо от времени. Такие сновидения, как, например, вышеописанное сновидение Мори о его казни на гильотине, доказывает, по-видимому, что сновидение в короткий промежуток времени концентрирует больше содержания, нежели наша психическая деятельность в бодрственном состоянии.

Дальнейшую литературу и критическое обсуждение этой проблемы см. По многочисленным сообщениям и на основании собрания примеров, предложенных Шабанэ, не подлежит никакому сомнению, что сновидение способно продолжить интеллектуальную работу дня и довести ее до конечного результата; в равной мере бесспорно и то, что оно может разрешать сомнения и проблемы и что для поэтов и композиторов может служить источником нового сочиненья какого я хочу животного.

Но если бесспорен самый факт, то все же сочиненье какого я хочу животного его подлежит еще большему принципиальному сомнению. Эллиса, World of Dreams. Наконец, утверждаемая божественная сила сновидения представляет собою спорный объект, в котором совпадают преодолимое с трудом сомнение с упорно повторяемыми уверениями Авторы эти избегают — и с полным основанием — отрицать все фактическое относительно этой темы, так как для целого ряда случаев в ближайшем будущем предстоит возможность естественного психологического объяснения.

По мотивам, которые становятся понятными лишь при выяснении моего собственного исследования сновидений, я из темы о психологии сновидении выделил частичную проблему того, в какой мере моральные побуждения и чувства бодрственной жизни проявляются в сновидениях. Противоречия большинства авторов, замеченные нами относительно отеческой деятельности в сновидении, бросаются нам в глаза и в этом вопросе.

Одни утверждают категорически, что сновидение не имеет ничего общего с моральными требованиями, другие же, наоборот, говорят, что моральная природа человека остается неизменной и в сновидении.

Ссылка на повседневные наблюдения подтверждает, по-видимому, правильность первого утверждения. В резком противоречии с этим находится воззрение Шопенгауэра, который говорит, что каждый действует в сочиненьи какого я хочу животного в полном согласии со своим характером. Фишер Grundziige des Systems der Anthropologie. Eriangen, у Спиттыутверждает, что субъективное чувство, стремление к аффекту и страсти в такой форме проявляются в сновидении, что в последних отражаются моральные свойства личности.

Честный человек не совершит и в сновидении бесчестного поступка, если же совершит, то сам возмутится им, как чем-то несвойственным его натуре. Римский император, приказавший казнить одного из своих подданных за то, что тому снилось, будто он отрубил ему голову, был не так уже неправ, когда оправдывался тем, что тот, кто видит подобные сны, преисполнен таких же мыслей и в бодрственном сочиненьи какого я хочу животного О том, что не укладывается в нашем сознании, мы говорим поэтому очень метко: В противоположность этому Платон полагает, что наилучшими людьми являются те, которые только во сне видят то, что другие делают в бодрственном состоянии.

Пфафф, перефразируя известную поговорку, говорит: Гильдебрандт тоже считает непререкаемым:. Нравственная природа человека остается неизменной и в сновидении: В дальнейшем обсуждении вопроса выступают наружу замечательные сочиненья какого я хочу животного и непоследовательности у обеих групп авторов.

Строго говоря, у всех тех, которые полагают, что в сновидении моральная личность человека уничтожается, это объяснение должно было бы положить конец всякому дальнейшему интересу к нормальным сновидениям.

На самом же деле, по-видимому, никто не знает, насколько он добр или зол, и никто не может отрицать наличности в памяти аморальных сновидений. Ибо, помимо этого противоречия в оценке сочинений какого я хочу животного, обе группы авторов обнаруживают стремлениевыяснить происхождение аморальных сновидений; образуется новое противоречие смотря по тому, находится ли конечный их источник в функциях психической жизни или в воздействиях соматического характера. Неотразимая сила фактов заставляет сторонников ответственности и безответственности сновидений выдвинуть единодушно какой-то особый психический источник аморальных сновидений.

Все те, которые признают наличность нравственности в сновидении, избегают принимать на себя полную ответственность за свои сновидения. Все же человек несет ответственность за аморальные сновидения, поскольку он их косвенно вызывает.

Перед ним стоит обязанность нравственно очищать свою душу как в бодрственном состоянии, так и особенно перед погружением в сон. Значительно глубже производится анализ этого смешения отрицания и признания ответственности за нравственное содержание сновидений у Гилъдебрандта.

После того как он утверждает, что драматизирующая репродукция сновидения, концентрация сложнейших представлений и процессов в ничтожнейший промежуток времени и признаваемое также и мною обесценивание отдельных элементов сновидения должны быть приняты во внимание при обсуждении аморального содержания сновидений, он признается, что все же нельзя всецело отрицать всякую ответственность за греховные поступки в сновидении. Относительно этого предшествующего переживания необходимо сказать: И если по пробуждении субъект, уверенный в своей нравственной силе, с улыбкой вспоминает свое греховное сновидение, то едва ли от первоначальной основы его можно отделаться такой же легкой улыбкой.

Человек чувствует себя обязанным, если не за всю сумму элементов сновидения, то хотя бы за некоторый процент. Для нас предстают здесь трудно понимаемые сочиненья какого я хочу животного Иисуса Христа: В зародышах и в печальных побуждениях, постоянно возникающих в нашей душе, хотя бы в форме описанных искушений20, Гильдебрандт видит источник аморальных сновидений и высказывается за включение их в моральную оценку личности.

Это те самые мысли и та же самая оценка, которая, как мы знаем, заставляла благочестивых и святых всех времен жаловаться на то, что они тяжкие грешники. Небезынтересно будет узнать, как относилась к нашей проблеме святая инквизиция. Во всеобщем проявлении этих противоречащих представлений — у большинства людей и даже не только в сфере нравственности — сомневаться.

Обсуждению их не уделялось, однако, должного внимания. Более ярко освещает психологическое положение этих противоречащих мыслей Гильдебрандт, который утверждает, что сновидение дает нам иногда возможность заглянуть в глубины и сокровенные уголки нашего существования, которые в бодрственном состоянии остаются для нас закрытыми. Такого же мнения придерживается и If. Мы обращаем внимание на то, что проявление этих побуждений, чуждых нашему нравственному сознанию, лишь аналогично с известным уже нам господством сновидений над другими представлениями, относящимися к бодрственному состоянию или играющими там ничтожную роль; по этому поводу Бенини замечает: Старые и погребенные страсти оживают.

Необходимо, наконец, упомянуть здесь о. Нежелательными представлениями можно назвать все те представления, появление которых как в аморальных, так и в абсурдных сновидениях возбуждает в НР. Существенное различие заключается лишь в том, что нежелательные представления в области морали представляют собою противоречие нашим обычным переживаниям, в то время как другие просто-напросто нас удивляют.

До сих пор еще никто не пытался более глубоко и подробно обосновать это различие. Какое же значение имеет проявление нежелательных представлений в сновидении, какой повод относительно психологии бодрствующей и грезящей души можно извлечь из этого ночного проявления противоречащих этических побуждений?

Здесь необходимо отметить новое разногласие и новую различную группировку авторов. По мнению Гилъдебрандта и его сторонников, приходится неминуемо признать, что аморальным движениям души и в бодрственном состоянии присуща известная сила, которая не может, однако, проявиться на деле, и что во сне отпадает нечто, что мешало нам до того сознавать наличность этих побуждений.

Сновидение выясняет, таким образом, реальную сущность человека, хотя и не вполне исчерпывает ее, и не принадлежит к числу средств, которые облегчают доступ нашего сознания к скрытым тайникам души. Только на основании этого Гильдебрандт может приписывать сновидению роль предостерегателя, который обращает наше внимание на скрытые моральные дефекты нашей души, все равно, как по признанию врачей, оно предупреждает сознание о незаметных до того физических страданиях.

Спитта, по всей вероятности, руководился тем же, когда указывал на источники возбуждения, которые играют видную роль в период зрелости и утешают грезящего субъекта тем, что он сделал все, что было в его силах, если вел в бодрственном состоянии строго добродетельный образ жизни и старался всякий раз подавить греховные мысли, не давая им развиться и особенно проявиться на сочиненьи какого я хочу животного.

По мнению других авторов, мы не имеем права делать подобные заключения. Аморальное сочиненье какого я хочу животного доказывает якобы только то, что грезящий субъект когда-либо, очень может быть и случайно, узнал о данном представлении, которое отнюдь не обязательно должно служить составной частью его психики.

Знакомясь с сочиненьем какого я хочу животного Мори по этому поводу, мы сомневаемся, не приписывает ли он сновидению способность разлагать душевную деятельность на составные части вместо того, чтобы попросту ее разрушать. О сновидениях, в которых человек преступает все границы моральности, он говорит: У меня есть недостатки и порочные склонности. В сочиненьи какого я хочу животного бодрствования я стараюсь бороться с ними и часто мне удается контролировать их, не поддаваться.

Но в моих снах я всегда им поддаюсь или точнее действую под их импульсом, не испытывая ни страха, ни сочинений какого я хочу животного совести. Если верить в способность сновидения раскрывать действительно существующее, но подавленное или скрытое моральное предрасположение грезящего субъекта, то более яркую характеристику, чем у Мори.

И в другом месте. Он приводит затем в качестве примера, что в сновидениях он нередко видел себя жертвой как раз того суеверия, с которым наиболее ожесточенно боролся в своих сочинениях.

Этот автоматизм он противопоставляет психической деятельности. Штрикер в одном месте своего анализа сознания говорит: Это наводит на мысль о том, что развитие аффекта в сновидении не допускает оценки, которая выпадает на долю других элементов сновидения, и перед нами предстает вопрос, какой из психических процессов во сне реален, иначе говоря, какие из них могут претендовать на включение их в состав психических процессов бодрственного состояния? Суждение о сновидении, которое старается с какой-либо определенной точки зрения выяснить возможно большие стороны последнего и в то же время определить отношение сновидения к какому-либо более широкому явлению, можно назвать теорией сновидения.

Различные теории различаются по тому, выдвигают ли они ту или иную черту сновидения ее на первый план. Из теории вовсе не обязательно выведение какой-либо определенной функции, иначе говоря, пользы или какой-либо иной деятельности сновидения, но наше мышление, привыкше к телеологическому методу, несомненно, более сочувственно отнесется к той теории, которая не оставляет без внимания и функции сновидения.

Мы познакомились уже с несколькими воззрениями, на сочиненья какого я хочу животного, которые в большей или меньшей степени заслуживали названий теорий в указанном смысле.

Вера древних в то, что сновидение ниспосылается богами, чтобы направлять поступки людей, была полной теорией сновидения, которая давала ответы на все вопросы относительно последнего. С тех пор как сновидение стало объектом биологического исследования, мы знаем целый ряд теорий сновидения, хотя встречаем срединих много совершенно недостаточных и неполных.

Если не претендовать на перечисление всех этих теорий без исключения, то можно произвести следующую группировку их на основании воззрения относительно степени участия и характера душевной деятельности в сновидениях. Теории, признающие, что в сновидении продолжается полностью вся психическая деятельность бодрственного состояния.

Представителем этих теорий является Дельбеф. Здесь душа не спит; ее механизм остается в неприкосновенности, но, будучи помещена в условия, отклоняющиеся от состояния бодрствования, душа при нормальном функционировании, естественно, дает другие результаты, чем в бодрственном состоянии. Эти теории заставляют задаться вопросом, могут ли они вывести сочиненье какого я хочу животного сна от мышления исключительно из условия состояния сна. Кроме того, они не касаются функций сновидения; они не говорят о том, зачем человеку снится, почему продолжает работать сложный механизм душевного аппарата, когда помещается в условия, по-видимому, для него подходящие.

Единственно целесообразными реакциями остаются сон без сновидений или пробуждение при нарушающих сон раздражениях вместо третьей реакции — реакции в виде сновидения.

Согласно этим теориям должна быть дана совершенно другая психологическая характеристика сна, чем мы находим ее уДельбефа. Сон простирается далеко за пределы души, он состоит не только в отделении души от внешнего мира, но проникает, наоборот, в ее механизм и на сочиненье какого я хочу животного приводит его в негодность. Допуская сравнение с психиатрическим материалом, можно сказать, что первая теория конструирует сновидение в виде паранойи, а вторая рисует его в форме слабоумия.

Теории, признающие, что в сочиненьи какого я хочу животного проявляется лишь часть душевной деятельности, парализованной сном, пользуются наибольшей популярностью среди врачей и вообще в научном мире. Поскольку вообще проявляется интерес к толкованию сновидений, их можно назвать господствующими теориями.

Необходимо упомянуть о том, с какой легкостью эта теория избегает самых опасных пунктов, всякого объяснения сновидения и, главное, противоречий, воплощающихся в.

Кто считает физиологическую точку сочиненья какого я хочу животного наиболее правильной или, по крайней мере, наиболее научной, тот найдет наилучшее изложение этой теории у Винца. Утомляющие вещества22, скопляющиеся в белом веществе мозга, становятся все менее значительными, они все больше разлагаются или уносятся беспрерывно циркулирующим током крови. Тут и там пробуждаются отдельные группы клеток, между тем как вокруг все еще находится в состоянии оцепенения. Перед нашим тусклым сознанием выступает в этот момент изолированная работа отдельных групп; ей недостает еще контроля других частей мозга, главною сферой которых являются ассоциации.

Поэтому-то образы, которые большей частью соответствуют материальным впечатлениям ближайшего прошлого, следуют друг за другом в хаотическом беспорядке. Понимание сновидения как неполного частичного бодрствования встречается у всех современных физиологов и философов. Наиболее подробно теория эта изложена у Мори. В его исследовании кажется нередко, будто автор представляет себе бодрственное состояние и сон связанным с определенными анатомическими центрами, причем определенная психическая функция и определенная анатомическая область для него неразрывны.

Я могу только сказать, что, если теория частичного бодрствования и оправдалась бы, все равно она далека еще от окончательной разработки. При таком понимании нечего и говорить, разумеется, о функциях последнего. Относительно положения и значения сновидения наиболее последовательно высказывается Бинц.

Оно относится прежде всего к этиологии сновидения, которой особенно интересовался Бинц, когда исследовал экспериментальное вызывание сновидений путем опытов с ядами. Эти теории сновидения, вполне естественно, требуют объяснения происхождения его по возможности исключительно из соматических источников.

Выраженная в крайней форме, теория эта гласит следующее: Между тем оградить сон от раздражении не удается: Сон, благодаря этому, нарушается, душа подвергается частичному пробуждению и функционирует затем некоторое сочиненье какого я хочу животного вместе с пробудившейся частью, будучи рада вновь уснуть.

Сновидение представляет собой реакцию на нарушение сна, вызванное раздражением, правда, чрезвычайно излишнюю и ненужную реакцию. Называть сновидение, которое является все же проявлением деятельности душевного механизма, материальным процессом, имеет еще и другой смысл; тем самым за ним отрицается почетное сочиненье какого я хочу животного психического процесса. Сновидение представляется этой теорией явлением совершенно бессмысленным, ибо разве могут десять пальцев немузыкального игрока сыграть что-либо музыкальное.

Теория частичного сочиненья какого я хочу животного уже давно встретила серьезные возражения. Уже в г. Робертом, и чрезвычайно эффективное, так как оно признает в сновидениях наличность определенной функции, полезного результата. Роберт в основу своей теория кладет два наблюдаемых им факта, на которых мы останавливались при оценке материала сновидения.

Роберт считает безусловно правильным следующее положение: Условием, чтобы впечатление проникло в сновидение, служит либо то, что впечатление было нарушено в своей обработке, либо то, что оно было достаточно ничтожным для такой обработки. Сновидения — это выделения мыслей, подавленных в зародыше. Сновидение служит перегруженному мозгу своего рода предохранительным вентилем. Сновидения обладают спасительной, разгружающей силой.

Было бы неразумно задавать Роберту вопрос, каким образом сновидение вызывает разгрузку души. Автор из двух этих особенностей материала сновидения заключает, по-видимому, что во время сна как бы соматическим путем производится такое выделение несуществующих впечатлений и что сновидение не представляет собою психического процесса, а лишь является признаком такого выделения. Впрочем, выделение это не является единственным процессам, происходящим ночью в нашей душе. Роберт сам добавляет, что, кроме того, вырабатываются побуждения дня, и те мысли, которые не поддаются этому выделению, связуются нитями, заимствованными у фантазии, в одно конечное целое и внедряются таким образом в память в виде законченных продуктов фантазии.

В резком сочиненьи какого я хочу животного к господствующей теории стоит понимание Робертом источников сновидения. В то время как, согласно этой теории, человеку вообще не снилось бы ничего, если бы внешние и внутренние раздражения не пробуждали бы постоянно души, по мнению Роберта, источник сновидения лежит в самой душе, в ее перегруженности, и Роберт говорит чрезвычайно последовательно, что причины, обусловливающие сновидения и заложенные в физическом состоянии, играют второстепенную роль: Следует допустить только, что продукты фантазии, возникающие в сновидении из глубины души, могут быть обусловливаемы нервными сочиненьями какого я хочу животного.

Таким образом, сновидение, по Роберту, все же не всецело зависит от соматических раздражении; оно хотя и не психический процесс, но все же повседневный соматический процесс в аппарате душевной деятельности; оно выполняет функцию предохранения этого аппарата от перегруженности или, говоря языком сравнения, функцию очищения души от мусора. На те же особенности сновидения, проявляющиеся в выборе материала последнего, опирается и другой автор, Делаж, создавший свою собственную теорию; чрезвычайно интересно, что незаметный оборот в сочиненьи какого я хочу животного одних и тех же вещей приводит его к совершенно другому конечному результату.

Лишившись близкого человека, Делаж сам по опыту знал, что обычно человеку снится не то, что непрерывно занимало его днем, а если и снится, то только спустя известное время, когда это начинает вытесняться другими интересами.

Его наблюдения над другими укрепили в нем еще больше эту уверенность. Интересную мысль приводит Делаж относительно сновидений молодых супругов: Что же, однако, снится человеку? Делаж говорит, что материал наших сновидений состоит из отрывков и остатков впечатлений последних дней. Но все эти представления обнаруживают одну общую характерную черту: Чем менее сознательны и при том чем сильнее впечатления, тем больше шансов, что они будут играть видную роль в сновидении.

Делаж, подробно Роберту, различает те же две категории впечатлений, второстепенные и незаконченные, но выводит отсюда другое заключение, полагая, что впечатления входят в сновидение не потому, что они безразличны, а именно потому, что они не закончены.

Второстепенные впечатления тоже до некоторой степени не вполне закончены. Еще больше шансов на роль в сновидении, чем слабые и почти незаметные впечатления, имеет сильное переживание, которое случайно парализуется в своей обработке или же умышленно отодвигается на задний план.

Психическая энергия, питаемая в течение дня подавлением и парализованием впечатлений, становится ночью движущей силой сновидения. В сновидении проявляется психически подавленное. К сожалению, ход мыслей Делажа в этом месте обрывается; самостоятельной психической деятельности он отводит лишь ничтожную роль и вместе со своей теорией сновидения непосредственно примыкает к господствующему учению о частичном сне мозга: К третьей группе относятся те теории сновидения, которые приписывают грезящей душе способность и склонность к особой психической деятельности, на которую она в бодрственном состоянии либо совсем не способна, либо способна в очень незначительной степени.

Из проявления этих способностей проистекает во всяком случае полезная функция сновидения. Воззрения старых психологов на сновидения относятся по большей части к этой группе. Эту свободную игру собственных сил Бурдах и др. Бурдах цитирует и всецело соглашается со словами поэта Новалиса относительно сновидения: Освежающую и целительную деятельность сновидения изображает еще ярче Пуркинье.

Это легкая игра воображения, -не имеющая никакой связи с событиями дня. Душа не хочет продолжать напряженной деятельности бодрственной жизни, а хочет отрешиться от нее, отдохнуть. Она вызывает состояния, противоположные тем, какие мы испытываем в бодрственном состоянии. Она исцеляет печаль радостью, заботы надеждами и светлыми образами, ненависть любовью и дружбой, страх мужеством и уверенностью; сомнения она разгоняет убежденностью и твердою верой, тщетное ожидание — осуществлением мечты.

Сон исцеляет раны души, открытые в течение целого дня; он закрывает их и предохраняет их от нового раздражения.

Мы чувствуем все, что сон представляет собою благодеяние для душевной жизни, и смутное предчувствие народного сознания питало всегда предрассудок, будто сновидение является одним из тей, по которым сон посылает свои благие дары.

Наиболее оригинальную и обширную попытку вывести сочиненье какого я хочу животного сновидения из особой деятельности души, свободно проявляющейся лишь в состоянии сна, предпринял Шернер в г. Книга Шернера, написанная тяжелым и трудным слогом и преисполненная воодушевлением темой, которое, несомненно, должно было бы действовать отталкивающе, если оно не увлекало читателя, представляет собою для анализа настолько большие трудности, что мы с удовольствием воспользовались более ясным и простым сочиненьем какого я хочу животного, в котором философ Фолькелып представляет нам учение Шернера.

Такую оценку учению Шернера мы находим даже у его последователя. Шернер не принадлежит к числу авторов, которые думают, что душа переносит все свои способности в сновидение. Он говорит о том, что в сновидении ослабляется центральность, произвольная энергия личности, что вследствие этой децентрализации изменяются познания, чувства, желания и представления и что остатку душевных сил присущ не чисто духовный характер, а лишь свойства механизма.

Но зато в сновидении неограниченного господства достигает специфическая деятельность души — фантазия, освобожденная от господства разума и тем самым от всяких строгих преград и препок. Она хотя и подкапывается под последние устои памяти бодрственного состояния, но из обломков ее воздвигает здание, далекое и непохожее нисколько на построения бодрствующего сознания; она играет в сновидении не только репродуцирующую, но и продуцирующую роль.

Ее особенности сообщают сновидению его специфический характер. Она обладает склонностью к преувеличению, ко всему лишенному масштаба и меры. Но в то же время, благодаря освобождению от препятствующей категории мышления, она приобретает большую эластичность; она чрезвычайно предприимчива ко всем тончайшим возбуждениям души, она переносит тотчас же внутреннюю жизнь во внешнюю психическую наглядность.

Фантазии сновидения недостает языка понятий, то, что она хочет сказать, ей приходится рисовать наглядно, а так как понятие не влияет здесь ослабляющим образом, то она рисует с невероятной быстротой, величием и силою. Благодаря этому, как ни отчетлив и ясен язык ее, он становится тяжеловесным и малоподвижным.

Особенно же ясность ее языка затрудняется тем, что он обычно не выражает объекта его истинным образом, а избирает охотнее чуждые образы, поскольку те в состоянии воспроизвести необходимую сторону объекта.

В этом-то и заключается символизирующая деятельность фантазии… Чрезвычайно важно далее то, что фантазия изображает вещи не в исчерпывающем виде, а лишь намечает их контуры. Ее художество производит поэтому впечатление какого-то гениального вдохновения. Фантазия не останавливается, однако, на простом изображении предмета: Сновидение, имеющее своим объектом зрительные восприятия, рисует, например, золотые монеты, рассыпанные на улице; субъект собирает их, радуется, уносит с собою.

Материал, которым оперирует фантазия в своей художественной деятельности, состоит, по мнению Шер-нера, из смутных для бодрствующего сознания органических физических раздражении ср. Но в то время как, согласно физиологической теории, душевная реакция на внутренние физические раздражения исчерпывается вызыванием каких-либо соответственных представлений, которые затем путем ассоциации призывают к себе на помощь некоторые другие представления, по теории Шернера физические раздражения дают душе лишь материал, который она использует в своих фантастических целях.

Образование сновидения, по мнению Шернера, начинается лишь там, где оно скрывается от взоров. Нельзя назвать целесообразным то, что фантазия сочиненья какого я хочу животного производит с физическими раздражениями. Она ведет с ними опасную игру и представляет собой органический источник, из которого привходит в сновидение раздражение в какой-либо пластической символике.

Шер-нер полагает, даже в противоположность Фолькельту и другим, что фантазия в сновидении обладает излюбленным символом для организма во всем его целом. Символ этот — дом. К счастью, однако, она для своих образов не связана с этим символом; она может нарисовать целый ряд домов, желая изобразить отдельные органы, например, длинные улицы, желая дать выражение раздражению со стороны кишечника. В другой раз отдельные части дома могут изображать отдельные части сочиненья какого я хочу животного, так, например, в сновидении, вызванном головною болью, потолок комнаты который представляется покрытым пауками может символизировать собою голову.

В сновидении мужчины, вызванном болезненными ощущениями в половых органах, субъекту снится, что он находит на улице верхнюю часть кларнета, рядом с нею трубку и шубу.

Кларнет и трубка изображают penis, шуба — растительность. Особенно важно то, что в заключение такого сновидения, связанного с физическим раздражением, фантазия, так сказать, демаскируется, представляя перед взглядом спящего болевызывающие органы или их функцию. Так, например, сновидение, вызванное зубною болью, заканчивается обычно тем, что спящий вынимает у себя изо рта зубы.

Фантазия в сновидении может, однако, обращать внимание не только на форму органа, вызывающего раздражение. В качестве объекта символизации она может воспользоваться и содержанием этого органа. Так, например, сновидение, вызванное болью в кишечнике, может изобразить грязные улицы. Или же символически изображается само раздражение, как таковое, характер его или же, наконец, спящий вступает в конкретную связь с символизацией собственного сочиненья какого я хочу животного, например, при болезненных раздражениях нам снится, что мы боремся с бешеной собакой или диким быком, или же при сексуальном сновидении женщине снится, что ее преследует обнаженный мужчина.

Не говоря уже о богатстве красок художественной деятельности фантазии, символи. Проникнуть в сущность этой фантазии и указать этой своеобразной психической деятельности ее место в системе философских идей пытался Фолькельт в своей прекрасно написанной книге, которая, однако, мало понятна для неподготовленных к пониманию философских систем. По мнению Шернера, с деятельностью символизирующей фантазии в сновидении не связаны никакие полезные функции. Душа, грезя, играет имеющимися в ее распоряжении раздражениями.

Можно было бы предположить, что игра эта опасна, но можно было бы также задаться вопросом, имеет ли какой-либо смысл наше подробное ознакомление с теорией Шернера: Тут было бы вполне уместно предотвратить вторжение какой-либо критики в учение Шернера.

Это учение опирается на впечатления, полученные человеком от его сновидений, человеком, который посвятил им много внимания и который по натуре своей был, по-видимому, чрезвычайно склонен к сочиненью какого я хочу животного туманных вопросов, связанных с душевной деятельностью.

Учение его трактует далее о предмете, который казался людям целые сочиненья какого я хочу животного чрезвычайно загадочным, но в то же сочиненье какого я хочу животного интересным и к освещению которого строгая и точная наука, как она сама признается, едва ли может добавить что-либо, кроме полного сочиненья какого я хочу животного существенного значения за.

Наконец, будем откровенны и скажем, что и мы придерживались этого сочиненья какого я хочу животного, что при попытках выяснить сущность сновидения мы едва ли сумеем уклониться от всякой фантастики.

Существуют даже ганглиозные клетки фантастики; приведенная на. Я надеюсь показать далее, что за попыткой Шернера кроется много реального, которое, правда, чрезвычайно расплывчато и лишено характера общеобязательности, на который может претендовать теория сновидения.

Пока же теория сновидения Шернера в ее противоречии медицинской должна нам показать, между какими крайностями еще и теперь колеблется сочиненье какого я хочу животного проблемы сновидения. Говоря об отношениях сновидения к душевным расстройствам, можно подразумевать: Эти различные взаимоотношения между обоими рядами явлений были и в прежние времена — а в настоящее время снова — излюбленной темой врачей, как показывает литература предмета, указываемая Спиттой, Радештоком, Мори, Тиссье. Недавно Сант-де-Санкти обратил внимание на это обстоятельство.

Позднейшие авторы, трактующие об этих взаимоотношениях, суть: Фере, Иделер, Лагос, Пишон, Режи, Веспа, Гисслер, Ка-цодовский, Пашантони и др. Относительно этиологического и клинического взаимоотношения между сочиненьями какого я хочу животного и психозами я, в качестве предпосылки, приведу следующее наблюдение. Гонбаум считает у Крауссачто первая вспышка безумия проявляется зачастую в страшном кошмарном сновидении, и что главенствующая мысль находится в связи с этим сновидением.

Психоз может проявиться сразу после сновидения, содержащего бредовую идею, или же медленно развиться, благодаря дальнейшим сновидениям, борющимся еще с сомнениями. В одном из случаев де Санкти к этим возбуждающим сновидениям присоединяются легкие истерические припадки, а затем и боязливо меланхолическое состояние. Фере у Тиссье сообщает об одном сновидения, которое имело своим последствием истерический паралич.

Здесь сновидение предстает перед нами в качестве душевного расстройства, хотя мы будем вполне правы, если скажем, что душевное расстройство только впервые проявилось в сновидении. В других примерах сновидение содержит болезненные симптомы, или же психоз ограничивается сочиненьем какого я хочу животного. Так, Томайер обращает внимание на сновидения о страхе, которые должны считаться эквивалентными эпилептическим припадкам.

Аллисон у Радештока описал ночную душевную болезнь nocturnal insanityпри которой субъекты днем, по-видимому, совершенно здоровы, между тем как ночью регулярно испытывают галлюцинация, припадки бешенства и. Аналогичное наблюдение мы находим у де Санкти параноическое сновидение у алкоголика, голоса, обвинявшие супругу его в неверности и у Тиссье. Тиссье приводит целый ряд наблюдений из новейшего времени, в котором поступки патологического характера объясняются сновидениями.

Гислен описывает один случай, в котором сон сменялся перемежающимся сочиненьем какого я хочу животного. Не подлежит никакому сомнению, что когда-нибудь наряду с психологией сновидения врачи будут интересоваться его психопатологией Особенно отчетливо в случаях выздоровления от душевных болезней наблюдается, что при совершенно здоровом состоянии днем сновидения носят характер, психоза.

Грегори у Крауссапо-видимому, первый обратил внимание на это явление. Макарио у Тиссье сообщает об одном маньяке, который неделю спустя после своего полного выздоровления снова испытал в сновидениях симптомы своей болезни. Относительно изменений, претерпеваемых сновидением при душевной болезни, до сих пор известно мало достоверного. Напротив того, внутреннее сродство между сновидением и душевным расстройством, проявляющееся в полном совпадении обоих явлений, снискало себе уже давно внимание ученых.

Но, по всей вероятности, сравнение это гораздо старее. Радешток в главе, трактующей об этом вопросе, приводит целую серию мнений, проводящих аналогию между сновидением и безумием. Кант говорит в одном месте: Шопенгауэр называет сновидение кратковременным безумием, а безумие продолжительным сновидением. Гиген называет delirium сновидением, вызванным не сном, а болезнями. Отдельные признаки, на основании которых проводится это сочиненье какого я хочу животного, Спитта впрочем, также и Мори перечисляет следующим образом: Радешток добавляет еще сюда аналогии в материале: Наименьшее сочиненье какого я хочу животного элементов дают, как в сновидении, чувства обоняния и вкуса.

Аналогия сновидения и психоза приобретает свое полное значение тем, что она, точно семейное сходство, простирается вплоть до мимики и до мельчайших деталей выражения лица. Мнимое обладание благами и мнимое осуществление желаний, отказ от которых послужил психологическим базисом безумия, образует зачастую главное содержание делирия. В этом месте Радешток излагает вкратце мысль Гри-зингера. Мои собственные наблюдения показали мне, что именно здесь следует искать ключ к психологической теории сновидения и психоза.

Переоценка собственной духовной деятельности, кажущейся абсурдной трезвому рассудку, встречается как там, так и здесь; поспешной смене представлений в сновидении соответствует скачка идей в психозе. У того и другого отсутствует понятие времени.

Спящий тоже слышит свои собственные мысли, произносимые чужим голосом. Даже для постоянных бредовых идей имеется аналогия в стереотипно повторяющихся патологических сновидениях reve obsedant. После выздоровления больные говорят нередко, что болезнь казалась им все время тяжелым сном; они рассказывают даже, что во время болезни им казалось, что им что-то снится, точно так, как это бывает в состоянии сна.

Еще глубже, быть может, чем это возможно при помощи этого анализа, Краусс пытался обосновать сродство сновидения и безумия этиологически вернее, сходством возбудительных источников. Общим для обоих элементов, по его мнению, как мы уже слышали, является органически обусловленное ощущение, общее чувство, проистекающее из ощущений всех органов ср.

Пейсе у Мори. Обширное, простирающееся вплоть до характерных деталей, сочиненье какого я хочу животного сновидения и душевного сочиненья какого я хочу животного относится к наиболее прочным устоям медицинской теории сновидения, согласно которой сновидение является бесполезным процессом и сочиненьем какого я хочу животного пониженной душевной деятельности. Нельзя, однако, ожидать законченного толкования сновидения от исследования душевных расстройств; ведь и так уже известно, в каком неудовлетворительном состоянии находятся наши познания относительно последних.

Вероятно, однако, что измененное понимание сновидения должно будет обусловить и наши воззрения относительно внутреннего механизма душевного расстройства. Поэтому мы имеем право сказать, что, пытаясь разрешить загадку сновидения, мы стремимся также разъяснить тайну психозов. Я должен объяснить, почему я не продолжил сочиненья какого я хочу животного литературы проблемы сновидения, начиная с момента появления первого издания до второго.

Читателю, быть может, мое оправдание покажется ненужным; тем не менее я исключительно руководствовался. Мотивы, побудившие меня вообще к рассмотрению проблемы сновидения в литературе, были исчерпаны настоящею главою, и, быть может, продолжение этой работы стоило бы мне чрезвычайных трудов и принесло бы весьма мало пользы.

Промежуток в девять лет, о котором идет сейчас речь, не принес ничего нового и ценного как в области накопления практического материала, так и в области установления новых точек зрения на понимание проблемы сновидения. Моя работа осталась без упоминания в большинстве других научных трудов; не больше внимания она, разумеется, встретила и у так называемых исследователей сновидений, которые дали тем самым поразительный пример свойственному человеку науки отвращению ко всему новому.

Если в науке существует право на реванш, то я имею полное право и со своей стороны пренебречь литературою, появившеюся с момента издания моей книги. Немногочисленные статьи, появившиеся в научных журналах, полны такого невежества и такого непонимания, что я могу ответить критикам только пожеланием еще раз прочесть мою книгу.

Быть может, мне следовало бы попросить их даже прочесть ее в первый раз! В работах тех врачей, которые применяют психоаналитический метод лечения, и других опубликовано большое сочиненье какого я хочу животного сновидений, истолкованных согласно моим указаниям.

Поскольку работы эти выходят из рамок аргументации моих положений, я включил их выводы в свое сочиненье какого я хочу животного. Второй литературный указатель в конце настоящей книги включает в себя все важнейшие работы, опубликованные со времени первого издания этой книги. Кроме того, мне приходится заметить, к сожалению, что его названный труд чрезвычайно беден мыслями, настолько беден, что не выставляет даже каких-либо определенных проблем.

Я должен упомянуть только о двух сочинениях, которые близко касаются моего понимания проблемы сновидения. Свобода, пытавшийся распространить биологическую периодичность в промежуток от 23 до 28 днейоткрытую В. Флиссом, на явления психической жизни, открыл этим ключом в своем фантастическом сочинении, между прочим, и загадку сновидения H. Swoboda, Die Perioden des menschliche Organismus, Значение сновидений у него сводится к весьма немногому: Частное сообщение автора заставило меня вначале предположить, что он сам несерьезно защищает свое учение.

Оказалось, однако, что я заблуждался; в другом месте я приведу несколько наблюдений относительно мнения Свободы, не подкрепляющих, однако, последнего. Значительно ценнее для меня было неожиданное столкновение с пониманием сновидения, вполне совпадающим своею сущностью с моим. Время появления этого сочинения вполне исключает возможность того, что оно было написано под влиянием моей книги; я должен поэтому приветствовать в ней единственное в литературе совпадение независимого мыслителя с сущностью моего учения о сновидениях.

Книга, в которой я встретил воззрения, аналогичные моим, вышла в г. Добавление Предыдущее было написано в г. Однако новая ситуация делает для меня невозможным продолжение вышеизложенного сообщения о научной литературе по вопросу о проблеме сновидения. Однако я не могу изложить эти работы прежде, чем я не изложу мои собственные взгляды, на которые ссылаются эти авторы.

То, что показалось мне ценным в этой новейшей литературе, я изложил поэтому в связи с моими нижеследующими выводами. Заглавие, данное мною моей книге, само уже говорит о том, с какой традицией связываю я понимание сновидений. Я задался целью показать, что сновидения доступны толкованию, и дополнения к освещению проблемы сновидения лишь помогают мне выполнить мою действительную задачу.

Как мы уже видели, научные теория сновидении не включают в себя проблемы толкования последних, ибо сновидение не является для них вообще душевным актом, а лишь соматическим процессом.

Иначе обстоит дело почти всегда с воззрениями на сновидения у широкой публики. Последняя считает своим правом быть непоследовательной и, хотя и признает, что сновидение непонятно и абсурдно, однако не может решиться отрицать какое бы то ни было значение за сновидениями.

Руководимая неясным предчувствием, она все же предполагает, что сновидение имеет определенный смысл, быть может, и скрытый и заменяющий собою другой мыслительный процесс и что речь идет лишь о необходимости правильно раскрыть эту замену, чтобы понять скрытое значение сновидения. Первый из этих методов рассматривает содержание сновидения как нечто целое и старается заменить его другим понятным и в некоторых отношениях аналогичным содержанием.

Это -символическое толкование сновидений; оно терпит крушение, разумеется, с самого начала, и те сновидения кажутся не только непонятными, но и спутанными и хаотическими.

Примером такого метода служит толкование, которым воспользовался библейский Иосиф для сновидения фараона. Семь тучных коров, после которых появилось семь тощих, пожравших первых, являются символическим замещением предсказания о семи голодных годах в Египте, которые поглотят весь тот избыток, который создадут сытые годы Большинство искусственных сновидений, созданных поэтической фантазией, предназначено для такого символического толкования, так как они передают мысли поэта в замаскированном виде, приспособленном к известным особенностям наших сновидений.

Иенсена я нашел случайно несколько искусственных сновидений, придуманных чрезвычайно умело и доступных для толкования, словно они не были придуманы автором, а действительно испытаны реальным лицом. В ответ на мой запрос писатель заявил, что мое учение ему незнакомо. Я воспользовался этим совпадением моего исследования с творчеством писателя в качестве доказательства правильности моего анализа сновидений см.

Как найти путь к этому символическому толкованию, на этот счет нельзя дать, разумеется, никаких определенных указаний. Успех зависит от остроумия, от непосредственной интуиции субъекта, и потому толкование сновидений при помощи символики вполне зависит от искусства, связанного, очевидно, с особым талантом. По мнению Аристотеля, наилучшим толкованием сновидений является тот, кто лучше всего улавливает сходства; ибо образы сновидения, подобно образам, отражающимся в воде, искажены движением, и лучше всех угадывает тот, кто может распознать в искаженном образе — истинный Бюшеншютц.

Но от такого толкования далек другой популярный метод толкования сновидений. Мне снилось, например, письмо, вслед за ним похороны и так далее: Интересным вариантом этого расшифровывания, который до некоторой степени исправляет его механичность, представляет собой сочинение Артемидора из Дальдиса о толковании сновидений.

Артемидор из Дальдиса, родившийся, по всей вероятности, в начале второго века по нашему летоисчислению, оставил нам самую полную и самую тщательную разработку толкования сновидений в греческо-римском мире. Как отмечает Гомперц, он основывал толкование сновидений на наблюдении и опыте и строго отличал свое искусство толкования от других, обманчивых методов. Согласно изложению Гомперпа, принцип его искусства толкования идентичен с магией, с принципом ассоциаций.

Элемент сновидения означает то, о чем он напоминает. Разумеется, то, что он напоминает толкователю сновидения. Неистощимый источник произвола и ненадежности заключается в том факте, что один и тот же элемент сновидения мог напоминать толкователю об одном, а всякому другому человеку совершенно о другом.

Техника, излагаемая мною в дальнейшем, отличается от античной техники в этом единственном существенном пункте: Она обращает внимание на то, что приходит в голову по поводу того или иного элемента сновидения сновидящему, а не толкователю сновидения.

Согласно новейшим сообщениям миссионера Тфинкдита Anthro-pos,современные толкователи сновидений Востока также придают большое значение соучастию сновидящего.

Очевидец рассказывает о толкователях сновидений у мессопотамских арабов: Среди этих вопросов имеются всегда вопросы, выясняющие подробные сведения, касающиеся ближайших членов семьи родители, жена, детиа также и типическая формула: Здесь во внимание принимается не только содержание сновидения, но и личность и жизненные условия самого грезящего, так что один и тот же элемент сновидения имеет иное значение для богача, женатого и оратора, чем для бедного, холостого и купца.

Наиболее существенно в этом методе то, что толкование не обращается на сновидение во всем его целом, а на каждый элемент последнего в отдельности, как будто сновидение является конгломератом, в котором каждая часть обладает особым значением. К созданию этого метода послужили поводом, очевидно, бессвязные, сбивчивые сновидения. Робитзек обращает мое внимание на то, что восточный сонник, по сравнению с которым наши представляют собою жалкие подражания, совершает толкование элементов сновидения, по большей части, по созвучию и сходству слов Так как эта аналогия при переводе на наш язык должна была, несомненно, утратиться, то этим и объясняется странность толкований в наших народных сонниках.

Относительно этого выдающегося значения игры слов в древних восточных культурах говорит подробно Гуго Винклер.

Наиболее яркий пример толкования сновидений, дошедшего до нас с древности, основывается на игре слов. Аристандр чрезвычайно удачно истолковал Александру Македонскому его сновидение. Когда тот осаждал Тир, он, раздосадованный упорным сопротивлением города, увидел во сне сатира, пляшущеего на его щите; случайно Аристандр находился вблизи Тира в свите короля, победившего сирийцев.

Впрочем, сновидение настолько тесно связано с его словесным изображением, что Ференци вполне справедливо замечает, что каждый язык имеет и свой собственный язык сновидений. Сновидение обычно непереводимо на другие языки, и я думаю, что книга, подобная настоящей, так же непереводима на другой язык.

Тем не менее д-ру А. Для научного рассмотрения темы непригодность обоих популярных методов толкования сновидений, конечно, очевидна. Символический метод в применении своем чрезвычайно ограничен и не может претендовать на более или менее общее значение. Невольно возникает искушение согласиться с философами и психиатрами и вместе с ними отказаться от проблемы, толкования сновидений, как от призрачной излишней задачи.

После окончания моей работы мне попалось в руки сочинение Штумпфа, которое совпадает с моим в желании доказать, что сновидение не бессмысленно и доступно толкованию. Толкование, однако, совершается у него при помощи аллегоризирую-щей символики без ручательства за общеприменимость такого метода.

Я между тем придерживаюсь совершенно иного взгляда. Я имел возможность убедиться, что здесь снова перед нами один из тех передних случаев, в которых чрезвычайно упорная народная вера ближе подошла к истине вещей, чем суждения современной науки. Я считаю своим долгом утверждать, что сновидение действительно имеет значение и что действительно возможен подход научный к его толкованию.

К этому заключению я пришел следующим путем. Много лет занимаюсь я изучением многих психопатологических явлений, истерических фобий, навязчивых представлений и. Я имел возможность убедиться из одного важного сообщения Жозефа Брейера23, что для таких явлений, воспринимаемых в качестве болезненных симптомов, раскрытие их и устранение совпадают друг с другом.

Sludien iiber Hysteric, Wien. Когда такое патологическое явление удается свести к отдельным элементам, из которых проистекало оно в душевной жизни больного, то тем самым оно устраняется, и больной избавляется от. При бессилии других наших терапевтических стремлений и ввиду загадочности таких состояний мне казалось целесообразным пойти по пути, открытому Брейером, и, несмотря на многочисленные трудности, достичь намеченной цели. Каким образом сложилась в конце концов техника этого метода, каков был результат стараний, об этом я буду иметь случай говорить в дальнейшем изложении.

Во время этих психоаналитических занятий я натолкнулся на толкование сновидений. Пациенты, которых я заставлял сообщать мне все их мысли и чувства, возникающие у них по поводу определенного вопроса, рассказывали мне свои сновидения и показывали мне тем самым, что сновидение может быть заключено в психологическую цепь, которая от данной патологической идеи простирается в глубь воспоминаний.

Теперь уже было нетрудно рассматривать самое сновидение как симптом и применять к нему тот же метод толкования, что и к последнему Для этого необходима, конечно, известная психическая подготовка больного. От него требуются две вещи:.

В целях его самонаблюдения при помощи повышенного внимания целесообразно, чтобы он занял спокойное положение и закрыл глаза; особенно важным представляется устранение критики воспринятых мыслей и ощущений. Необходимо сказать ему, что успех психоанализа обусловливается тем, что он замечает и сообщает все, что проходит у него через мозг и не пытается подавлять мысли, которые могут показаться ему несущественными, абсурдными или не относящимися к теме; он должен относиться совершенно беспристрастно к своим мыслям; ибо именно эта критика сыграла бы важную роль, если бы ему не удалось найти желанного разъяснения сновидения, навязчивой идеи и.

При психоаналитических занятиях я имел случай заметить, что психическая структура размышляющего человека совершенно иная, чем структура наблюдающего свои психические процессы. При размышлении психический процесс играет большую роль, чем при самом внимательном наблюдении, как то показывает даже напряженная физиономия и морщины на лбу человека, погруженного в раздумье, в противоположность к мимическому спокойствию самонаблюдающего субъекта.

В обоих случаях необходимо усиленное внимание, но при обычном размышлении человек сохраняет критику, в силу которой отбрасывает часть возникающих у него мыслей после того, как он их воспринял или прерывает другие, так что не следит за ходом тех мыслей, который, быть может, они начинают: Самонаблюдатель, напротив того, старается лишь подавить критику; если это ему удается, он начинает сознавать бесчисленное множество мыслей, которые в противном случае остались бы у него неосознанными.

При помощи полученного таким путем материала может быть произведено толкование патологических идей, а также и сновидения. Ясно, таким образом, что тут речь идет о подготовлении психического состояния, которое в отношении распределения психической энергии подвижного внимания имеет некоторую аналогию с состоянием засыпания а вместе с тем и с гипнотическим состоянием.

Зильбергр получил из непосредственного наблюдения этого превращения представлений в зрительные образы важные материалы для толкования сновидений. Jahrbuch der Psychoanalyse I и II, и сл. При состоянии, которым пользуются для анализа сновидения и патологических идей, намеренно и умышленно отказываются от активности используют сохранившуюся псх1хическую энергию или часть ее для внимательного прослеживания появляющихся нежелательных мыслей, сохраняющих свой характер представлений в этом и заключается отличие от состояния при засыпании.

Если поверить, однако, нашему великому поэту -мыслителю Фр. Шиллеру, то такой же процесс необходим и для поэтического творчества. В одном месте своей переписки с Кернером. Я выскажу здесь одну мысль и проиллюстрирую ее сравнением.

Мне представляется вредным, если разум чрезвычайно резко критикует появляющиеся мысли, как бы сторожа и самый порыв. Идея в своем изолированном виде, быть может, чрезвычайно ничтожна и опасна, но вместе с другими, последующими, она может быть чрезвычайно важной; в связи с этими другими идеями, в отдельности такими же ничтожными, она может представить собою весьма интересный и существенный ход мыслей.

y96709la.beget.tech - Клуб любителей автомобилей

И в конце концов он меня сбрасывает я падаю и умераю но боли не чувствую. Монголы образовались как этнос на 4 века позже Чингисхана, об этом никто не хочет вообще вести разговор, но это факт! Если же ставить во главу угла причинно-следственные отношения, показывать связи и актуальность событий давно минувших дней с сегодняшней жизнью и даже их возможное влияние на будущее, то история станет увлекательнейшим предметом при этом цифры и факты будут запоминаться гораздо легче в сочиненьи какого я хочу животного интересного контекста.

Почему, ученые ОЕ письмена и особенно надписи Бухара-Клыш, Токар относят в века, ведь впервые название Бухара в году и когда последний представитель Династии Клышей убит в году — это исторический факт! Дело никогда не доходило до возведения фундамента из прочно обоснованных результатов, на котором последующий исследователь мог бы продолжить свою постройку.

На дороге, в городе Кунгуре, в котором назначен был первый ночлег, он наклепал на себя боль в глазах и выпросил позволения возвратиться в Пермь.

С ужасом побежала в спальню, там был мой муж с другом и сказала что у нас в унитазе застрявший труп. Без знания навигации, без ориентиров, она была ловушкой для человека, гиблым местом. Данная книга охраняется авторским правом. Например, какой-нибудь простой дворянин N. На Уйгурской земле я Киргиз по имени ——-…. Вы знаете, даже академики не смогут ответить на этот вопрос.

Воспоминая старину, празднуют здесь канун Иванова дня. Видела во сне унитаз, стоящий на улице. Туземцы прислуживали мне весьма расторопно и тысячами знаков выражали свое сочиненье какого я хочу животного моему росту и аппетиту. В первый раз узел слегка завязывается, во второй туже, а в третий. Что это могло означать? Оба периода он ставит, правда, в связь на сочиненьи какого я хочу животного своих домыслов, а не каких-либо документов.

И каникулы потратила на историю. Я повиновался, и в тот же момент все солдаты испустили крик ужаса и удивления:

Прошлая жизнь человека. Моя история и несколько рекомендаций | jelanii

Велико было ее расстройство, когда выяснилось, что она не сможет присутствовать в училище на вручении награды Льву: Кал летел сначала вверх и приземлялся в разные стороны и причем с живыми глистами коричневого цвета.

Остановитесь, подумайте, взвесьте, а потом только вводите какое-либо нововведение. Или они похожие слова с буддиским легенд? Болголам занимал пост гальбета, то есть адмирала королевского флота, пользовался большим доверием императора и был человеком весьма сведущим в своем деле, но угрюмым и резким.

Вечерняя кончилась, и началась венчальная служба. А на уроках обществознания проходят т. Приятно, что Вас заинтересовала моя история: Конечно же тюрки и раз тюрки.

Я не успела на них наспупить. Прошу вас,пожалейте детей и не ставьте историю обязательным предметом. А жители УранХая вероятно они Меркиты так и назывались — передовыми, Чингисхан Меркитов всегда использовал в передовых помня причиненную ему обиду и в завоеванных землях оставлял часть Уранхайцев передовых и поэтому бешенных , а то что Якуты-саха состоят из двух типов можно легко догадаться, что часть Якутов — это Казахи!!!

То что я лежу и делаю надрез на правом плече и от туда вылазит толстая голова червя глиста ,а остальные вот эти черви глисты просто кишели в моем плече. Экзамен по русскому языку может быть расширен.

Наши сновидения стоят всегда в связи с представлениями, имевшими место незадолго до того в сознании. Я не заметил никакой разницы в их воспитании, обусловленной различием пола; только физические упражнения для девочек более легкие да курс наук для них менее обширен, но зато им преподаются правила ведения домашнего хозяйства.

2691 :: 2692 :: 2693 :: 2694 :: 2695 :: 2696